Книга посвящена одному из самых прославленных памятников русской художественной культуры — дворцово-парковым ансамблям города Пушкина, созданным выдающимися зодчими Растрелли, В.И. и И.В. Нееловыми, Камероном, Кваренги, Стасовым и др. Знакомя с историей формирования пушкинских ансамблей, со стилистическими особенностями входящих в них сооружений, книга в то же время даст представление о мемориальном значении этого пригорода Ленинграда, с которым неразрывно связана жизнь и творческая биография А.С. Пушкина. Издание богато иллюстрировано, рассчитало на широкий круг читателей.

Введение

Растрелли
В память побед
«Греко-римская рапсодия»
«В те дни, когда в садах Лицея»
В Александровском парке
«Чем больше в мире красоты, тем человек сильней и чище»

Примечания и дополнения
Основная литература
Иллюстрации:
Большой (Екатерининский) дворец
Екатерининский парк
Лицей
Александровский парк

Введение

Утопающий в зелени, по-южному приветливый и уютный, этот город — пригород Ленинграда — носит светлое и звонкое имя — Пушкин. В прошлом, на протяжении почти двух столетий, летняя парадная резиденция русских императоров — Царское Село, оно так описывается в «Географическом лексиконе Российского государства. . . из достопамятных известий, собранном Федором Полуниным»: «Царское Село, императорский увеселительный каменный замок, 25 верст от Санкт-Петербурга, в уединенном месте, где сначала была финская деревня Саррамойза, которая принадлежала к собственным вотчинам государыни. . . Екатерины I, а как наследствием досталась государыне принцессе Елисавете Петровне, так она... сие место особливо жаловать изволила и состроила там сен великолепный увеселительный дом, которому не много есть на свете подобных. Летнее и зимнее пребывание там равным образом приятны...»

От конечной остановки метро «Купчино» электропоезд идет сейчас до этого «уединенного места» минут десять-двенадцать. Вслед за последними кварталами многоэтажных домов около совхоза «Шушары», почти на подходе к железнодорожной станции города Пушкина, за окнами вагона проносится земляная насыпь, на которой высятся два орудия. Жерла их обращены на юго-запад, туда, откуда в тысяча девятьсот сорок первом надвигалась на Ленинград смертельная опасность; на гранитной плите постамента высечена лаконичная надпись: «Здесь в 1941 —1942 годах проходил передний крап обороны». Здесь каждая пядь земли пропитана кровью советских солдат. На этом рубеже защитники Ленинграда остановили и разгромили немецко-фашистские полчища и уберегли от врага край, за двести сорок лет до того отвоеванный у шведов нх пращурами — гвардейцами Петра Первого.

Тогда, в начале Северной войны, в году тысяча семьсот втором, русские войска под командованием П.М. Апраксина, освобождая Ижорскую землю, названную захватчиками Ингерманландией, неподалеку отсюда, при реке Ижоре, наголову разбили отряд шведов. Как сообщал в своей реляции Петру I Апраксин, шведский генерал Крониорт «с конными своими войски побежал от нас с бою от реки Ижоры постоя мало в Сарской мызе три дня и с тон мызы побежал к Канцам (Иненшанцу)...» Придя на эти исконно русские земли не как завоеватель, огнем и мечом уничтожающий все на своем пути, а как рачительный хозяин, связывавший с приневским краем грандиозные планы, Петр строго- настрого запретил жечь и разрушать что-либо «от Сарской мызы к Канцам к Дудергофской главной мызе».

От этой-то Сарской мызы (слово saaris по-фински означает «возвышенность», «остров», т. е. в данном случае — «мыза на возвышенности») и ведет свое начало Сарское, или, как его вскоре стали именовать, Царское Село. Новое название подсказало созвучие слов: с 1710 года мыза принадлежала жене Петра Екатерине, а позднее их дочери Елизавете, превратившей ее в свою загородную парадную резиденцию.

Уже в первые сто лет своего существования Царское Село стало подлинной сокровищницей искусства, средоточием совершенных творений мысли и рук человеческих. Его сады и парки разбивали лучшие садоводы, его дворцы и павильоны возводили талантливейшие зодчие и украшали крупнейшие русские и иноземные скульпторы, живописцы, мастера декоративного искусства. «Вся вселенная, кажется, содействовала украшению этого дворца,— писал о Большом царскосельском дворце поэт и искусствовед Э.Ф. Голлербах,— Италия самыми редкими мраморными произведениями резца и мозаическими картинами; Индия и Южная Америка устлали паркеты драгоценным деревом и блестящим перламутром; Пруссия доставила янтарь свой; Саксония, Китай, Япония приготовили для царскосельских чертогов свой пестрый фарфор; Тибет представил редких, странных своих истуканов, древние уборы, сосуды; Франция — лионские шелка, мебель, картины; Англия — изделия Веджвуда... да всего не перечесть...» Но неповторимый мир пушкинских дворцово-парковых ансамблей влечет и волнует воображение не только совершенными созданиями искусства: в раззолоченных анфиладах дворцов и затейливых павильонах, в тишине тенистых аллей и в обелисках славы живет поэзия истории. И история поэзии напоминает здесь о себе на каждом шагу. «Здесь столько лир повешено на ветки...»

Поразившее своим великолепием современников его создания, Царское Село явилось «созвездием ясным» уже в торжественных одах Ломоносова; его «красот волшебных свет», «сребро-розовые светлицы» и «терема янтарные» засияли в живописи стихов Державина. Родина души Пушкина, место, где он провел отрочество и юность — самую счастливую пору своей недолгой жизни — и куда после многих неприютных лет опалы и ссылок привез молодую жену, место, духовную связь с которым он сохранил до гробовой доски и которому посвятил столько вдохновенных строф, Царское Село одухотворено его гением. Каждый памятник, каждую статую, саму природу прекрасных парков мы невольно воспринимаем сквозь магический кристалл пушкинской поэзии, в сто крат увеличивающий силу их эмоционального воздействия. Пушкинскую привязанность к «садам Лицея» унаследовали многие русские поэты разных поколений — Тютчев, Анненский, Ахматова, Вс. Рождественский, Берггольц. . . В их стихах она слилась, сплавилась с трепетной любовью к самому Пушкину. «Смуглый отрок бродил по аллеям, У озерных грустил берегов, И столетие мы лелеем Еле слышный шелест шагов»,— писала в 1911 году «царскосельская муза» Анна Ахматова.

Атмосфера искусства и поэзии, красота старинных царскосельских парков неизменно притягивали писателей, художников, музыкантов. Так или иначе, в большей или меньшей степени, постоянной жизнью в нем, творчеством или только частыми посещениями, с Царским Селом, переименованным в 1918 году в Детское Село, а позднее, в 1937 году, в город Пушкин, помимо поэтов связаны были Карамзин, Гоголь, Горький, Ольга Форш, Алексей Толстой, Вячеслав Шишков, художники Чистяков, Головин, Петров-Водкин, композитор Шапорин и многие, многие другие. «Город муз» — назвал свое превосходное эссе, посвященное литературной жизни Царского (Детского) Села, Голлербах.

Естественно, что Царское Село — город Пушкин всегда представлял огромный интерес для историков культуры и искусства. О нем писали монументальные исследования, статьи и заметки, издавали роскошные альбомы и многочисленные путеводители (их краткий, далеко не полный перечень приведен в конце настоящего очерка). Но пушкинские дворцово-парковые ансамбли принадлежат к числу тех памятников мирового искусства, интерес к которым никогда не ослабевает, к которым вновь и вновь обращается каждое новое поколение историков, литераторов, искусствоведов, не рискуя при этом исчерпать тему. Ставя перед собой самые различные задачи, обладая в той или иной мере своим, индивидуальным видением, каждый из них неизбежно отражает также отношение своего времени к художественным ценностям, унаследованным от минувших эпох.

Что же за книга лежит перед Вами, читатель? Прежде всего нужно подчеркнуть, что это не научное исследование и не подробный путеводитель, «ведущий» по определенным маршрутам и рассказывающий о каждом попадающем » поле зрения памятнике, а всего лишь популярный очерк. Приводя в нем основные сведения об истории формирования царскосельских ансамблей и отдельных памятниках, автор пытался «вписать» их в ту эпоху русской жизни, в которую они были созданы, и, главное, помочь читателю вникнуть в их художественный язык, испытать эстетическое волнение от общения с ними. Особенно хотелось найти доходчивую форму изложения на страницах, посвященных зодчеству, ибо зодчество — искусство, несущее огромный заряд информации о быте, обычаях, нравах, идеях и художественных взглядах своего времени,— пожалуй, столь же сложно для восприятия, как и симфоническая музыка.

Возможно, степень внимания, уделяемого в книге тому или иному памятнику, на первый взгляд может показаться не совсем закономерной. Но избежать какой-то доли субъективности, пристрастного отношения к произведениям искусства обычно удается только тем, кто к ним равнодушен. Кроме того, есть и объективная причина, оправдывающая некоторую вольность автора в обращении с материалом. Это сама судьба царскосельских ансамблей, на которые наложили неизгладимую печать «варвар-время и варвар-человек». Резиденция русских императоров, Царское Село в большой мере зависело от личных вкусов, а иногда просто капризов своих менявшихся владельцев. Многие из них, строя заново, дополняя и обогащая созданное при их предшественниках, тут же безжалостно ломали, сносили или переделывали уникальные творения прошлого. Однако эти бедствия, систематически постигавшие царскосельские ансамбли при сменах на престоле, кажутся ничтожными по сравнению с подлинной трагедией, пережитой ими во время немецко-фашистской оккупации города Пушкина. Разгромленные у стен Ленинграда, гитлеровцы с бессмысленной, тупой жестокостью жгли, взрывали, уничтожали все, что, отступая, успевали уничтожить.

За прошедшие после войны годы ленинградские реставраторы совершили подлинное чудо: действуя порой подобно археологам, раскапывающим развалины древности, реконструируя или восстанавливая целое по отдельным уцелевшим фрагментам, они подняли из руин и вернули к жизни многое из того, что казалось безвозвратно утраченным. Пройдет время, и в пушкинских парках исчезнут все следы вражеского нашествия. Но пока этого еще не произошло, автор счел более правильным уделить основное внимание тому, что сохранилось или уже восстановлено, то есть тому, что можно увидеть воочию. Так, например, при рассказе о Большом (Екатерининском) дворце не описываются последовательно все апартаменты, существовавшие до Великой Отечественной войны, — речь в основном идет об уже воссозданных; исключение сделано только для некоторых пока не восстановленных интерьеров, которые представляли уникальную художественную ценность и были особенно характерны для творческого почерка того или иного выдающегося зодчего. Сведения об отдельных, менее значительных или не сохранившихся памятниках приведены в дополнениях и примечаниях. Там же читатель найдет некоторые даты, цифры и факты, которые могут быть в какой-то мере ему интересны, но которые перегрузили бы основной текст, сделали бы его трудночитаемым.

Композицию книги подсказали сами пушкинские парки с их сменяющимися, порой контрастными по стилю и настроению пейзажами и сооружениями: они натолкнули на мысль написать ряд относительно самостоятельных этюдов, посвященных либо отдельным частям дворцово-парковых ансамблей, либо отдельным периодам истории их формирования. (То есть в одних случаях группировку памятников определила их территориальная близость, в других — стилистическое родство или общность темы.) Однако в основе книги в целом лежит все же хронологическая канва. И еще об одном хотелось бы предупредить читателя: автор довольно часто включает в свое повествование стихотворные строки, ибо невозможно бродить по пушкинским паркам, писать или даже думать о них и не слышать сквозь ветры столетий, шумящие в вершинах деревьев, некогда звучавшие здесь голоса поэтов. Их имена не всегда указаны рядом с приведенными строками — в этом нет нужды, так как они хорошо известны; в некоторых случаях названия стихотворений и имена авторов указаны в примечаниях.