Книга посвящена восприятию природной среды обитания в японской культуре. Основываясь на анализе многочисленных источников, впервые в мировой японистике автор прослеживает эволюцию взглядов японцев на природу на протяжении всей истории Японии. В фокусе книги — представления о размере и качестве среды обитания, модели природы, созданные в поэзии и садах. Важнейшее внимание уделяется также рассмотрению природы как средства самоидентификации японцев. Книга предназначена для всех, кто интересуется историей и культурой Японии.

Предисловие

Глава 1. Большая страна из восьми островов
Обильная земля на крайнем востоке
Столичный град: лучшие люди в наилучшем месте
Добродетельность и гуманность государя: контроль над природными процессами
Модель природы: поэзия. Приручение времен года
Модель природы: сад. Приручение пространства

Глава 2. Страна островов с просяное зернышко
Разгул стихий в столице: катастрофизм сознания
Размер и качество среды обитания: страна крошечная, далекая и несчастная
Страна крошечная, зато буддийская и божественная
Поэзия и сад: между фитографикой и петроглификой

Глава 3. Солнечная страна-крепость, окруженная рвом с морской водой
Добродетельная власть и замиренная природа
Страна божественная, солнечная, безопасная
Сады радости

Глава 4. От островной страны к материковой империи
Император Мэйдзи и природа: не повелитель, но исследователь
Приручение моря
Природа Японии: самая красивая в мире
Материковая держава, многонациональная империя
Модель империи: публичный сад
Природа и национальный характер

Заключение

Предисловие

Природная проблематика в культуре обладает первостепенной значимостью. Будучи в определенной степени независимыми от практической деятельности, теоретические представления о природной среде обитания оказывают огромное влияние на поведение человека. Это влияние закреплено в ритуалах, жизненной тактике и стратегии. Видно оно и на уровне государственной политики — как внешней, так и внутренней. Внутренняя природная политика в традиционном государстве ставит целью повышение плодородия земли и обуздание стихийных бедствий. Что до внешней политики, то она в значительной степени строилась и строится в зависимости от оценки (благоприятной или неблагоприятной) качества среды обитания — как собственной страны, так и зарубежья. Контрастными результатами могут быть как полная автаркия, так и силовое расширение территории собственной страны. Оба этих варианта были реализованы в японской истории, поскольку оценка качества среды обитания значительно менялась в разные исторические периоды. В качестве примера может послужить концепт «островной страны» — неотъемлемой и объективной географической характеристики Японии. При всей «объективности» этого термина его содержание радикально трансформировалось на протяжении японской истории. Несмотря на то что размеры территории Японии не претерпевали вплоть до XX в. драматических изменений, японцы временами считали свою страну большой, а временами — крошечной. Их культура позволяла давать такие противоположные оценки.

Однако что означает термин «японская культура»? Автор убежден, что никакой японской культуры «вообще» не существует. Это динамическое образование, которое наполняется различным содержанием в зависимости от конкретной эпохи. Природная среда обитания японцев мало менялась на протяжении полутора тысяч лет, рассматриваемых в книге. Однако отношение к природе и среде обитания менялось радикально в зависимости от идейного фона эпохи, господствующего языка описания, превалирующих — оптимистических или пессимистических — настроений, которые господствовали в государстве и обществе. Поэтому и земля Японии казалась им то богатой, то бедной.

Сегодня многие идеи прошлого, связанные с природной тематикой, могут показаться предрассудками, но весь исследовательский и житейский опыт автора свидетельствует о том, что культура (и культура нынешняя не исключение) в значительной степени является набором таких предрассудков. Культура не приносит непосредственных, сиюминутных и осязаемых выгод, ее функция заключается в другом: она представляет целостную картину мира. Не имеет никакого резона оценивать ее с точки зрения соответствия «действительности» (т.е. современным «научным» представлениям), потому что сама эта картина обладает безусловной достоверностью для ее обладателя. Вера в подлинность этой картины и осознанное выстраивание собственного поведения в соответствии с ней производят благоприятное и успокоительно-терапевтическое впечатление на ее носителя, формируют «личность» и предотвращают ее от распада, понижения самооценки, попадания в поле разрозненных смыслов, что приравнивается к деградации, «бескультурью», «варварству».

Автор пытался реконструировать картину мира традиционной Японии и определить то место, которое занимала в нем природная среда обитания. Для этого он постарался по возможности полно пользоваться тем словарем, которым пользовались сами творцы этой картины. Ибо только знание этого словаря дает надежду на понимание, дает возможность ощутить всю относительность нашего собственного бытия, умерить наш проповеднический пыл, смешаться с пылью истории.

Операцию же по деконструкции мы оставляем тем историкам, которые предпочитают пользоваться выгодами своего хронологического положения и невозможностью людей прошлого дать ответ на построения, созидаемые из новейших композитных материалов, неизвестных творцам и участникам самих событий.

Проблематика отношений между человеком и природной средой обитания чрезвычайно многообразна. Собственно говоря, любое человеческое действие разворачивается в природном пространстве — создание полностью антропогенного пространства, независимого от природы, является невозможным. Тем более это касается традиционного общества, зависимость которого от природы, ее «благосклонности» и «капризов» в краткосрочной перспективе значительно выше, чем сегодня. Неблагоприятные погодные условия и стихийные бедствия, служившие ранее причиной разрушений, вызывавшие голод, множество смертей и социальных конфликтов, для значительной части нынешнего «передового» человечества лишь неприятный эпизод и не угрожают существованию статистически значимого количества людей. Гораздо большую угрозу для жизни представляет нынешняя антропогенная деятельность — число жертв техногенных катастроф и аварий намного превосходит число жертв природных катастроф.

Жизнь традиционного общества буквально окружена природой, которая является для него источником восторгов и страхов. Природа кормит и одевает человека, она же лишает его средств пропитания, разрушает его жилище, она же — позволим себе незамысловатый каламбур — сносит ему «крышу». Осознавая свою зависимость от природной среды, это общество обладает лишь немногими (или же недостаточными) практическими средствами для того, чтобы повлиять на природу, приспособить ее под свои нужды, смягчить последствия природных «аномалий». В этой драматической ситуации человек ставит своей задачей воздействие не только непосредственно на природу, но и на те высшие силы, которые, по его убеждению, управляют ею.

В самом общем виде отношения человека и природной среды обитания можно подразделить на два основных аспекта. Первый — это практическое освоение природного пространства, приспособление к нему и его преобразование. Работ, в которых исследуется этот аспект, существует великое множество — в том числе работ, рассматривающих японский материал [См., например: Мещеряков А.Н. Ранняя история японского архипелага как социоестественный и информационный процесс // Мещеряков А.Н. Япония в объятиях пространства и времени. М.: Наталис, 2010. С. 22-52. Там же содержатся ссылки на некоторые важные исследования в этой области.]. Проводимая человеком «колонизация пространства» находит отражение в работах по истории земледельческой и иной хозяйственной деятельности человека, в исследованиях по истории жилища, поселений, городов. Доместикация пространства встречается с «сопротивлением» природного материала, его «жесткостью», люди вынуждены учитывать особенности рельефа, почв, водных, растительных и минеральных ресурсов, климата. Все эти факторы определяют способы адаптации к вмещающему ландшафту, многие характеристики бытовой культуры, включая устройство дома, пищу, одежду, транспорт и т.д. В связи с достаточно подробной изученностью указанных проблем практическая сторона отношений между человеком (японцем) и природой является фоновой для нашей книги.

Второй аспект является менее изученным. Он связан с теоретическим осмыслением японцами природной среды обитания и ее моделированием. Иными словами, речь идет не о среде обитания, а о «среде воображения». Из устоявшихся научных дисциплин такой подход ближе всего к культурной географии. Подобные исследования на японском материале проводятся, но все-таки их намного меньше, чем работ по практическим аспектам взаимодействия человека и природной среды. В настоящее время существует немало работ, рассматривающих тот или иной аспект осмысления природных реалий: природа, отображенная в религиозных текстах и японской литературе (прежде всего в поэзии), природа в изобразительном искусстве, японский сад. Во многих из этих работ убеждение авторов в особой «чувствительности» японцев по отношению к природе выступает в качестве аксиомы и главного вывода. Таким образом, постулируется некая врожденность изящного вкуса японского народа. При этом мало принимается во внимание, что эстетическая составляющая отношения к природе является по большому счету конструктом конца XIX — начала XX в., когда европейское понятие «эстетика» было пересажено на японскую почву. Не отрицая эстетического вкуса нынешнего японца, в своей книге мы старались показать, что в основе этой «чувствительности» лежат более основательные и верифицируемые факторы.

Нам неизвестно ни одной работы, в которой осмысление природных реалий Японии имело бы комплексный и непрерывный (на протяжении всей японской истории) характер. Автору уже приходилось рассматривать такой важный для японской культуры природный объект, как гора Фудзи, в его динамическом (историческом) восприятии. В этой работе мы попытались, в частности, показать, что скорость изменения физических параметров этого природного объекта намного ниже, чем скорость изменения представлений о нем [Мещеряков А.Н. Гора Фудзи: между землей и небом. М.: Наталис, 2010.]. Здесь мы расширяем угол обзора и пытаемся представить всю природную среду обитания в ее целостности — такой, какой ее видели японцы на протяжении своей истории.

В западной традиции человек выделяет себя из остального природного мира очень рано. Уже Библия трактует человека как высшее божественное создание, которое в силу этого имеет неоспоримое право на подчинение природного мира и использование того, что не создано самим человеком. «Коварство» западной парадигмы состоит в том, что человек и вправду уверовал в свою уникальность и вседозволенность — фактически восстал против своего Творца или Природы. Это восстание имеет результатом стремительное присвоение человеком божественных (природных) функций, которое начиная с Нового времени стало особенно заметным. В этой парадигме сам человек ощущает себя Творцом — изобретает то, чего никогда не существовало в природе или же в божественных замыслах, и, рассчитывая на бессмертие, уже приступил к клонированию самого себя. В этой парадигме человек ощущает себя хозяином и распорядителем природного мира, который из божественного создания, требующего пиетета и трепетного отношения, превратился в вульгарный ресурс, поле для присваивающего хозяйствования и арену опустошительной потребительской деятельности.

Такой подход ведет к решительной и сокрушительной трансформации природы и среды обитания, значительная часть которой на глазах превращается в среду вымирания. Крайним примером такого подхода является разработка климатического оружия. «Мыслящая» часть человечества бьет по этому поводу тревогу, пытаясь доказать, что настало время отказаться от подхода, когда природа рассматривается как неисчерпаемый ресурс для человека, но эти призывы имеют пока лишь ничтожный практический эффект. В сознании современного человека природа предстает как уже покоренная сила, с которой победитель волен поступать удобным для него в данный момент образом. Одновременно с этим в повестку дня встает полноформатное освоение уже космического пространства, ибо подсознание подсказывает: земной ресурс близится к истощению. В основе неуемного желания выйти за пределы Земли лежит глубоко спрятанный комплекс собственного бессилия и неверия в деле самостоятельного создания среды обитания, рассчитанной на длительное проживание в ней.

На Дальнем Востоке вообще и в Японии в частности в связке «природа-человек» человеку длительное время (до начала «модернизации» на западный манер) принадлежало более скромное место. Человек, безусловно, наделялся самостоятельным от природы бытием, но его поведенческая стратегия по отношению к среде обитания вплоть до Новейшего времени заключалась скорее в приспособлении, нежели в волевом и осознанном преобразовании. Всякий акт вмешательства в природу сопровождался комплексом ритуальных мер, направленных на умиротворение высших сил, которые по умолчанию настроены отрицательно по отношению к произвольной антропогенной деятельности. Природа находилась в ведении не человека, а высших сил, которые посылают японцу природные знаки — довольны ли они поведением человека или нет. Мониторинг человеческой морали также входил в сферу их компетенции. По состоянию природы судили и о состоянии морали. Вольно или невольно, но японский подход к природной среде обитания долгое время являлся более сбалансированным, системным и экологичным, чем европейский.

К высшим силам в Японии относятся синтоистские божества, будды, конфуцианское Небо, безличные и невидимые флюиды, порождаемые Землей. Знаки, посылаемые высшими силами, даются через природу, которая лишена человеческой речи, она общается с людьми посредством знамений. Язык знамений понятен лишь избранным экспертам, которые и занимаются его толкованием и переводом на человеческий язык. К таким специалистам относятся в первую очередь синтоистские жрецы, буддийские монахи, астрологи, геоманты и поэты. Жрецы и монахи — наиболее многочисленная категория природных экспертов. Они знают правила отправления ритуалов и номенклатуру приношений, призванных задобрить богов и будд, которые в свою очередь приводят природную среду обитания в состояние, благоприятствующее человеку. Астрологи и геоманты интерпретируют язык земли и небесных тел, дают рекомендации, как устроить пространство, в котором пребывает человек, таким образом, чтобы смягчить гнев Неба и последствия непрекращающейся активности вредоносных духов земли. Что до поэтов, то им ведом тот заклинательный язык, с помощью которого описывается идеальное (умиротворенное) состояние природы, данной в последовательном чередовании четырех времен года. Поскольку сочинение стихов является делом, угодным божествам (прежде всего синтоистским), они, как говорится в текстах, «радуются» стихам, стихи являются средством воздействия на божеств и эквивалентом молитвы.

Деятельность всех этих экспертов «по природе» направлена на обеспечение безопасного и благополучного существования человека и представляет собой коммуникацию с высшими силами, которые являются посредниками между человеком и природой. Сама природа не наделялась при этом самостоятельным бытием. Молитвы и ритуалы были адресованы сверхъестественным инстанциям — синтоистским божествам, буддам, конфуцианскому Небу, которые и управляли природой. Аномальное же поведение природных сил являлось свидетельством недовольства высших инстанций поведением человека, который был вынужден реагировать на те природные знаки, которые ему посылались. Таким образом, то, что в рамках естественно-научных представлений мы именуем сегодня «природой», являлось для древних японцев составной частью мира, управляемого высшими силами. Подчиненное положение человека по отношению к этому миру не вызывает сомнений, и он не дерзает изменить это соотношение.

Внимание к природным реалиям было обусловлено осознанием своей зависимости от них и желанием установить контроль над природой, которая зачастую воспринималась как грозная и даже враждебная сила, требующая постоянного контроля и наблюдения. Слабосилие «человека практического», невольная переоценка своих магических возможностей и желание достигнуть большего приводили к выработке ритуальных мер для установления контроля над природой — мер, призванных привести природу в благоприятное для японца состояние.

Желание упорядочить природные силы приводило и к выработке концепций идеальной (чаемой) среды обитания, которая благоволила бы человеку и не могла бы нанести ему вреда. Именно такая природа была представлена в императорских поэтических антологиях. В японских садах забота о создании идеальной среды обитания находила материальное (трехмерное) воплощение. Это было пространство, защищенное от вторжения неблагоприятных природных влияний (флюидов). Таким образом, главная функция древнего и средневекового японского сада — быть оберегом. И только много позднее таким садам стали приписывать эстетические смыслы. На протяжении большей части истории сад являлся огороженной глинобитным забором проекцией идеальной природной среды. Соотнесению идей об идеальной природе (окружающей среде) и их воплощению в садах посвящена значительная часть этой книги.

Сад существовал на всех этапах японской истории, но его устройство претерпевало серьезные изменения, изменялись и смыслы, которые вкладывались в него. Сама мысль о создании модели идеальной природы или даже мироздания на ограниченной территории свидетельствует об определенном недовольстве реальной средой обитания. В разные времена это недовольство имело разное наполнение. В связи с этим и создание сада могло иметь достаточно разнообразные цели, достигаемые за счет такой мощной концентрации положительных смыслов на единицу площади, которая не наблюдается в естественной среде обитания. Оберег от вредоносных флюидов, податель долгой жизни, площадка для вознесения в рай, место для медитации, резервуар чистого воздуха, модель империи — такие функции выполнял японский сад в разные исторические периоды в зависимости от идейных потребностей государства и общества. Это, разумеется, не означает отсутствия определенной преемственности в садовых культуроформах и смыслах, что, собственно, и позволяет признать эти культуроформы «японскими». Проследить такую преемственность также входило в задачу автора.

Теоретическое осмысление природной тематики происходило в основном в рамках элитарной культуры. Ее представители располагали достаточным материальным обеспечением, временем, образованием и воображением для того, чтобы заниматься осмыслением природы и построением ее моделей. Затем эти модели могли транслироваться и в «низовую» культуру. В связи с этим в книге преимущественное внимание уделяется осмыслению природной тематики во властной и околовластной среде. К источникам такого рода относятся официальные хроники, исторические сочинения, дневники, религиозные, политологические, географические, поэтологические, садоводческие и иные трактаты, художественная литература, в особенности придворная поэзия. Со второй половины XIX в. все большее значение приобретает публицистика разночинцев.

Данная работа охватывает период с VIII по середину XX в. VIII век — время формирования централизованного государства и время, когда появляются источники, по которым мы можем судить, в какие отношения вступали между собой человеческо-государственные и природные силы. 1945 год — это год окончания Второй мировой войны, год поражения Японии, который знаменует наступление нового этапа в осмыслении отношений между японцем и природной средой обитания. Этот этап представляет собой несомненный интерес, но его разработка требует новых усилий, которых автор ожидает уже от других исследователей.

Книга разбита на четыре главы, каждая из них отражает природные представления японцев в тот или иной исторический период. Первая глава посвящена времени формирования древнего централизованного государства и его расцвета, когда в элите превалируют бодрые и оптимистические настроения. Это оказывает прямое влияние на отношение к среде обитания — японцы считали тогда свою страну большой, а среду обитания благодатной. Это время продолжается около трех веков — с VIII по X в., т.е. согласно традиционной периодизации охватывает период Нара (710-794) и первую половину эпохи Хэйан (794-1185).

Во второй главе рассматривается средневековая ситуация, когда на смену оптимистическому восприятию жизни и среды обитания приходят пессимистические настроения. Это было связано с деградацией централизованного государства и кровавыми междоусобицами, и теперь территория Японии воспринимается как крошечные и плохо приспособленные для жизни островки, удаленные от центров цивилизации. Такое отношение к среде обитания превалирует с XI по XVI века.

Третья глава посвящена периоду Токугава (1603— 1867). Установившийся мир и высокая степень управляемости страны вызывают радостное восприятие мира, что непосредственным образом оказывает влияние и на восприятие среды обитания — Япония снова позиционируется как достаточно большая страна с самыми благоприятными природными характеристиками.

В четвертой главе речь идет о Новейшем времени. Оно начинается вместе с воцарением императора Мэйдзи (1867), когда Япония приступает к модернизации (вестернизации). В начале этого периода господствуют упаднические настроения, связанные с осознанием собственного бессилия перед мощью Запада. В это время Япония воспринимается как крошечная островная страна. Однако по мере экономических, образовательных и в особенности военных успехов самооценка повышается, что в результате приводит к позиционированию Японии как многонациональной материковой державы, земля и климат которой объявляются самыми благодатными в мире.

Разумеется, автор не смог рассмотреть все проблемы, касающиеся восприятия человеком (японцем) природной среды обитания. Это связано и с недостаточной разработкой этой проблематики в научном сообществе, и с ограниченностью познавательных возможностей самого автора. Кроме того, избранный жанр «сквозной истории» с неизбежностью предполагает некоторую фрагментарность изложения. Так, изобразительные (живописные) тексты, отображающие природную тематику, не рассматривались сколько-нибудь детально. Эволюция жилища также недостаточно объективирована в нашем изложении. Эта книга скорее приглашение к началу разговора, чем к его окончанию. Не подлежит сомнению, что в дальнейшем многие положения, высказанные в книге, будут подвергнуты уточнению или пересмотру. Так что заранее приносим извинения тем читателям, которые проживут дольше, чем автор, и кого он невольно введет в заблуждение. Единственным извинением может послужить лишь то, что сам автор разделяет эти заблуждения, т.е. читателю придется утешаться тем, что он не одинок. Каждый ученый отдает (или должен отдавать) себе отчет в относительности результатов своих штудий и получает удовлетворение не только от конечности достигнутых результатов, но и от участия в процессе приближения к ускользающей истине.

Выражаем искреннюю признательность Японскому фонду, предоставившему грант для поездки в Японию осенью 2012 г. с целью изучения природной тематики. Благодарим также Нумано Мицуёси, С.А. Родина, Сибуя Юриэ, Е.К. Симонову-Гудзенко, Судзуки Юя, H.H. Трубникову за советы и помощь в сборе материала для написания этой книги.