Предисловие
Введение
Конструктивные приемы и архитектурные формы
Жилые и хозяйственные постройки
Крепостные сооружения
Культовое зодчество
Хоромы
Заключение
Библиография
Географический указатель
Предметный указатель
Перечень иллюстраций
Принятые сокращения

ИЛЛЮСТРАЦИИ

Виды севера, общие виды погостов и деревень и их генеральные планы
Раздел I. Избы Архангельской, Вологодской и Молотовской областей
Раздел II. Избы Карело-Финской СССР
Раздел III. Избы Ивановской и Горьковской областей
Раздел IV. Хозяйственные постройки
Раздел V. Городские деревянные постройки
Раздел VI. Деревянные крепости. Ограды монастырей и погостов
Раздел VII. Клетские церкви и часовни
Раздел VIII. Шатровые церкви и часовни
Раздел IX. Кубоватые церкви
Раздел X. Ярусные церкви
Раздел XI. Многоглавые церкви
Раздел XII. Колокольни
Раздел XIII. Детали интерьера
Раздел XIV. Придорожные часовни
Раздел XV. Хоромы

Предисловие

Великая Отечественная война с громадной силой пробудила во всем мире интерес и любовь к культурным ценностям, созданным русским народом. Среди этих ценностей выдающееся место занимает сокровищница народного зодчества.

Выпуская в свет настоящее издание, Академия архитектуры СССР ставит своей задачей ознакомить широкие круги архитекторов и лиц, интересующихся великим художественным наследием нашего народа, с лучшими образцами русского деревянного зодчества.

Исключительное значение русского Севера, как хранителя древних традиций народной художественной культуры, настоятельно требует систематической работы по изучению памятников архитектуры северных районов нашей страны. Знакомство с лучшими произведениями народного деревянного зодчества представляет глубокий интерес и для современного архитектурного творчества. Приступив к исследовательской работе в этой области, Кабинет теории и истории архитектуры Академии архитектуры СССР в настоящем издании ограничивается общим обзором русского деревянного зодчества и иллюстративным материалом, характеризующим основные типы деревянных построек, их архитектурные особенности, конструктивные и композиционные приемы, связь зданий с окружающей природой. Значительная часть иллюстративного материала (фото, обмерные чертежи) публикуется впервые, в том числе материалы из собрания Музея Академии архитектуры.

Настоящая работа выполнена по поручению Кабинета группой авторов в составе С.Я. Забелло, В.И. Иванова а П.Н. Максимова. Введение и глава о жилых и хозяйственных постройках написаны С.Я. Забелло, главы о культовом зодчестве и об архитектуре хором — П.Н. Максимовым, глава о крепостных сооружениях — В.Н. Ивановым, глава об архитектурных формах и конструктивных приемах и заключение написаны П. Н. Максимовым совместно с С.Я. Забелло.

Кабинет теории и истории архитектуры и авторы считают необходимым отметить ценное содействие, оказанное при подготовке настоящего труда к печати рядом организаций и отдельных лиц, разрешивших использовать принадлежащие им материалы, в частности — Музеем Всероссийской Академии художеств, Государственным Русским музеем (Ленинград), заведующим древнерусским отделом этого музея проф. Ю.Н. Дмитриевым, московским, и ленинградским отделениями Союза советских архитекторов, предоставившими чрезвычайно интересные материалы своих секций по изучению русской архитектуры и народного творчества, отдельными членами союза — архитекторами А.И. Буйновым., В.А. Лавровым, Л.Н. Мейльманом, А.Н. Носовым, Г.И. Покровским, А.С. Фуфаевым, Р.В. Фонвизиным (Москва), А.Н. Колесовым, К.В. Лавринович, М.Е. Успенской, Е.И. Юстовой (Ленинград), Государственным Историческим музеем, Костромским краеведческим музеем и др. Ценные материалы для издания были предоставлены также академиками архитектуры: А.А. Весниним, В.А. Весниным, И.В. Жолтовским, Н.Я. Колли, И.В. Рыльским, а также вдовой профессора Р.М. Габе — Л.О. Габе и проф. Н. Г. Буниатовьм.

Всем перечисленным учреждениям и лицам Кабинет теории и истории архитектуры Академии архитектуры СССР и авторы приносят благодарность.

Введение

Деревянное зодчество занимает исключительное место в истории русской архитектуры! Древняя Русь была «страной лесной». Дерево на Руси всегда имелось в неограниченном количестве под руками, оно было самым дешевым строительным материалом, легко поддающимся обработке. Деревянные храмы, оборонительные ограды, сторожевые башни и целые города, хоромы князей и их приближенных сооружались задолго до появления каменных построек и продолжали преобладать в строительстве вплоть до конца XVII в.

Древнейшие памятники русского деревянного зодчества не дошли до нас вследствие относительной недолговечности дерева, особенно в условиях древней Руси, когда деревни и целые города часто выгорали и дотла разорялись при нашествиях неприятелей.

В одном из древнейших дошедших до нас письменных источников — в истории Геродота — говорится о большой лесной стране будинов к северу от скифов и об ее деревянном городе Гелоне, окруженном деревянной стеной и имевшем деревянные святилища и храмы.

Скандинавские саги называют территорию Руси «Гардарики», т. е. страной городов. Арабские писатели X в. также сообщают о большом количестве русских городов; о существовании на Руси деревянных городов уже в IX в. говорит и наша летопись.

Первые христианские храмы в Киевской Руси были деревянными. Ипатьевская летопись в рассказе об убийстве Аскольда и Дира (882 г.) упоминает о двух «срубленых» и позже сгоревших божницах святого Николая и святой Орины. В договоре Игоря с греками (945 г.) упоминается деревянная киевская соборная церковь Ильи-пророка. Летописи сохранили также сведения о «городовом» (крепостном) и хоромном строительстве. После крещения Руси Владимир «нача ставити по градам церкви и попы» и решив, что «худо, что мало городов около Киева», стал строить города по Десне, Трубежу, Стугне, Суле и другим рекам, заселяя эти укрепленные пункты боевыми людьми — «мужами лучшими»; южную границу своего государства Владимир оградил от печенегов «крепким частоколом», имевшим ворота.

Все это большое строительство было деревянным.

Новгородская летопись под 1016 г. дает рассказ о воеводе Святополка — Волчьем Хвосте, который укорял новгородцев, выступивших против князя киевского под предводительством Ярослава: «а вы плотницы суще, а приставим вы хором рубити». Этот рассказ свидетельствует о распространении деревянного хоромного строительства в Киеве в самом начале XI в. и о широкой известности уже в то время новгородцев, как мастеров-плотников.

Только при высоком мастерстве новгородских плотников могло оказаться возможным строительство в дереве такого сооружения, как первая соборная Софийская церковь в Новгороде. Она была срублена в 989 г. «из дуба о 13 верхах» по распоряжению первого новгородского епископа Иоакима, вывезенного Владимиром из Корсуни и отправленного для крещения новгородцев. Деревянная Софийская церковь сгорела в 1045 г. и была заменена каменной. Ее строительство и гибель были отмечены летописью. О подобной же дубовой церкви, построенной в Ростове в 992 г. и сгоревшей в 1160 г., Лаврентьевская летопись говорит: «того же лета погоре Ростов и церкви вси и соборная дивная великая церква святыя богородицы, якоже не было николи же не будет».

До нас не дошел ни один из этих древнейших памятников русского зодчества, не дошли (или пока не найдены) и их изображения, но то, что строительство и гибель древнейших деревянных церквей отмечались летописцами наряду с государственными событиями, говорит о значении этих памятников.

Основные конструктивные приемы и архитектурные формы передавались преемственно в течение многих веков, постепенно совершенствуясь, и памятники деревянного северного зодчества донесли до наших дней это замечательное мастерство. О преемственной передаче из поколения в поколение основных конструктивных приемов и архитектурных форм можно судить по «наемным записям» * XVI—XVII вв., где мы сплошь и рядом встречаем выражения: поставить «против» какого-нибудь уже существующего здания (т. е. по примеру) или сделать «как водится».

[«Наемные записи» — договоры, заключавшиеся отдельными лицами или целым «миром» со старостами плотничных артелей. Артельное начало, в частности артели, «дружины» плотников, были известны уже в киевский и древненовгородский периоды. Сохранились документальные данные о таких дружинах от XI в. и XIV в. (см. М. Грушевский. Очерк истории Киевской земли, 1891 г. А.И. Никитский, История экономического быта Великого Новгорода. М. 1893 г., стр. 84—85) и от более позднего времени. Например, уже в период упадка Новгорода, после присоединения его к Москве, плотницкая дружина новгородского владыки состояла из 6 плотников (главных мастеров) и 10 «другов» — рядовых рабочих, причем плотникам шло жалованье по полтине московской, а дружинникам — по 10 алтын.]

В рассказе летописи о строительстве в 1490 г. в Великом Устюге новой соборной церкви вместо сгоревшей старой, «древяной весьма великой», поставленной в 1397 г., великий князь по просьбе устюжан велел ростовскому владыке Тихону поставить вновь такую же. Тихон пытался заложить церковь «по новому крестчатую», но устюжанам «тот оклад стал не люб», и Тихон вынужден был срубить церковь «по старине круглу о двадцати стенах», т. е. восьмигранную с четырьмя прирубами, для чего прислал 60 рублеников (плотников) *. Необходимо указать на то, что предшественницей церкви, сгоревшей в 1490 г., была также «великая древяная» церковь, поставленная в 1290 г.

[* Плотники начали работу весной 1492 г., a к весне 1493 г. церковь была уже закончена, отделана и освящена. Эта быстрота строительства монументального здания является косвенным свидетельством уже установившегося большого мастерства. О высоком уровне организации работ, являющейся всегда результатом длительного развития, свидетельствует распространенное в древней Руси строительство «обыденных» церквей, т. е. церквей, строившихся по обету за один день, а также быстрота строительства внутренних оборонительных деревянных стен и рядовых жилых городских домов.]

Знаменательный рассказ летописи говорит о том, что происходила борьба за народные излюбленные архитектурные формы против форм, воспринятых вместе с христианством от Византии и, по-видимому, насаждавшихся высшим духовенством. Этот рассказ позволяет также сделать вывод, что уже в XV в. одной из наиболее популярных и древнейших форм деревянного зодчества был «круглый великий» (высокий) храм, иначе говоря, шатровый восьмериковый храм или церковь «древяна вверх», как называются шатровые церкви в писцовых книгах, пестрящих сведениями о «великих церквах» (высота церквей доходила до 70 м) [О том, что формы русских шатровых церквей были выработаны в деревянном зодчестве, а не в каменном, говорит, между прочим, то, что в древней плотницкой терминологии термин «на каменное дело» подразумевает всегда пятиглавую церковь.].

В период подъема национального самосознания и искусства, в пору блестящего расцвета Москвы в XVI в., после освобождения Руси от монгольского ига, ярко проявляется воздействие деревянного зодчества на каменное.

Каменная архитектура, перерабатывая излюбленные народные формы деревянных шатров, создает в кирпиче памятники, стоящие на одном уровне с величайшими произведениями мировой архитектуры (церковь Вознесения в Коломенском 1532 г., собор Василия Блаженного в Москве 1555—60 гг. и др.).

Эти формы, по-видимому, восходят к деревянным коническим и пирамидальным покрытиям древнейших жилых зданий нашей страны — круглых и овальных полуземлянок, обнаруживаемых раскопками, — к шатрам, покрывающим деревянные погребальные камеры скифов (VI в. до н. э.) и к тем пирамидальным перекрытиям из бревен, о которых рассказывает Витрувий (I в. до н. э.) при описании жилищ колхов.

Русское деревянное зодчество не ограничивалось, как мы увидим дальше, церковным строительством: древняя Русь славилась своим «городовым делом» (крепостным строительством), она достигла большого совершенства в жилищном строительстве, о котором в наше время частичное представление могут дать северные избы. О высоком уровне хоромного строительства говорит дворец в селе Коломенском (1667—71 гг., разобран в конце XVIII в.), который считался «восьмым чудом света». Церковное строительство не ограничивалось восьмериковыми шатровыми храмами — шатровые храмы изменялись во времени и имели местные варианты. Формы, пропорции, масштабы шатровых церквей были разнообразны. Наряду с шатровыми храмами существовали «клетские» церкви, кубоватые, многоглавые, ярусные, также имевшие много разновидностей.

Но шатровая форма имела, по-видимому, наиболее глубокие народные корни, была наиболее далекой от византийского канона и вместе с тем наиболее популярной, может быть, потому, что она более всего отвечала одному из основных требований красоты зданий в древней Руси — их высоте. Именно с этой формой идет борьба церковного руководства, закончившаяся в половине XVII в. настоятельной рекомендацией больше не строить деревянных шатровых церквей. Строителям было предписано, чтобы «по чину правильного и уставного законоположения, как о сем правило и устав церковный повелевают, строить о единой, о трех, о пяти главах, а шатровые церкви отнюдь не строить...»

Благодаря своей удаленности от правительственных и церковных центров и в силу особых исторических и природных условий русский Север долго противостоял этому воздействию руководящих церковных кругов.

Оставаясь в последующее время (с XVIII в.) вплоть до советского периода в стороне от широких путей сообщения и городских влияний, Север до наших дней сохранил многие традиции и памятники древнерусской материальной и духовной культуры, в том числе ценнейшие произведения былинного народного эпоса и памятники деревянного зодчества.

Обширные лесные пространства с болотами, бесчисленными мелкими речками, «лешими» озерами и полноводными «морскими реками», лежавшие к северу от средней Волги до побережья Ледовитого океана, вплоть до XVIII в- были ареной оживленной хозяйственной и творческой деятельности, протекавшей в условиях широкой народной инициативы и относительной свободы.

Суровые условия дикой природы затрудняли сюда доступ, «путь бяше лют» не только для врага — монгола, но и для русского колонизатора и промышленника. Однако сказочные рыбные, пушные и другие богатства уже на заре нашей истории привлекали сюда предприимчивых и смелых новгородцев.

Документальные данные подтверждают сведения скандинавских саг о торговых, связях и военных столкновениях обитателей нынешнего русского Севера с норвежцами, по-видимому, первыми открывшими северный путь из Западной Европы в Восточную.

На протяжении XI—XIII вв. Господин Великий Новгород утвердился на большей части обширных пространств северо-восточных земель: Заволочья, Двинской земли, Великой Перми, Югры и Печоры * и держал в своих руках промышленность и торговлю этого края. Новгород планомерно использовал богатые хозяйственные ресурсы Севера для своей обширной торговли с низовой Русью, Востоком и Западной Европой.

[В первой половине XI в, новгородцы уже владели территорией между Ладожским и Онежским озерами, вошедшей в состав основных земель Великого Новгорода и впоследствии ставшей частью Обонежской пятины. К середине XI в. под власть Новгорода подпали бассейны рек Онеги, Ваги и Северной Двины; тогда же им были предприняты первые наезды дальше на северо-восток; к 1096 г. относятся первые документальные данные о связях Новгорода с Печорой, Великой Пермью и Югрой. Бассейн реки Мезени к концу XI в. был, по-видимому, уже прочно занят; в 1263 г. Великая Пермь и почти одновременно с ней берега Кольского полуострова включаются в состав новгородских волостей; в XIV в. к ним присоединяется Вятка, и тогда же новгородцы проникают за Урал к бассейну р. Оби.]

Север был одним из основных источников экономической мощи Новгорода, развернувшего здесь обширную колонизаторскую деятельность.

Новгородская колонизация осуществлялась, с одной стороны, путем военно-промышленных экспедиций, снаряжавшихся государственными властями, с другой стороны — по частной инициативе. Соловецкие грамоты и новгородские летописи дают указание на то, что инициатива в этой колонизации принадлежала новгородским «именитым людям» — боярам, «детям боярским», «житьим людям». Они снаряжали вооруженные «ватаги» своих «холопов-сбоев», которые двигались на «ушкуях» (особых лодках) по бесчисленным речкам и озерам, в изобилии пересекавшим лесные чащи Севера, по «морским» рекам, перетаскивая лодки волоком через болота и водоразделы («волоки»).

Вслед за удалыми «повольниками» («ушкуйниками»), занимавшими по пути места, наиболее выгодные для рыболовных и ловческих станов или для соляных варниц, двигалось трудовое население; «все эти богатые новгородские люди посылали на занимаемые ими (ушкуйниками) земли своих рабов или вольных поселенцев, рабочих, бобылей, казаков» [В.О. Ключевский. Хозяйственная деятельность Соловецкого монастыря в Беломорском крае. Опыты и исследования М. 1912.]. Выходцы из низших слоев населения также переселялись на новые земли, по собственному почину, двигаясь небольшими дружинами.

Эта многообразная народная колонизация была основным средством для закрепления новгородской власти на Севере и залогом ее блестящих хозяйственных и творческих успехов.

Все это трудовое население, оседая на боярских или собственных землях, устанавливало здесь «нравы свои отческие, законы и обычаи новгородские» и безусловно вело большое и, за чрезвычайно редкими исключениями, деревянное строительство — изб, амбаров, складов, варниц и церквей, бывших необходимой принадлежностью не только городского, но и сельского «мира».

Так, например, по данным «житий», Дионисий Глушицкий (конец XIV —начало XV в.) строил в разных местах по р. Сухоне и ее притоку р. Глушице один храм за другим «на прихождение православному христианству», ибо «не бяше тогда церкви на том месте», а деревни множились.

[Население оседало главным образом в районах, прилегавших к большим озерам, и в бассейнах крупнейших рек — Северной Двины, Онеги, Мезени и их больших притоков — Ваги, Пннаги, Кокшеньги, Устья н др.

Территорию северных земель Новгорода можно гв отношении почвенных и климатических условий разделить на три основные группы.

От западных грают до р. Онеги с подпочвой из гнейсов, а местами гранитов и кристаллических сланцев, выступающих на поверхность в форме невысоких, покрытых песком и лесом гряд, направленных с северо-запада на юго-восток с между горными котловинами, заполненными озерами. Большая часть рек служит стоками и протоками озер и не имеет длинного течения.

Восточная часть Заволочья — Печорский край — включает три горных каменистых хребта — Тиманский, Пай-Хой и северную часть Уральского — и в северной части представляет собой почти лишенную растительности тундру.

Наиболее благоприятные условия для человеческого существования и земледелия представляет собой третья группа земель — лежащая между первыми двумя, схватывающая территорию между реками Онегой и Мезенью и включающая Северную Двину с ее большими судоходными притоками — Пинегой, Вагой, Кокшеньгой и др.

Одним да основных путей, по которому шла новгородская колонизация на северо-восток, был, по-видимому, следующий: по р. Свири на озеро Онего, по озеру вдоль обоих его берегов, где новгородцы имели шесть торговых поселений — «рядков», и далее на восток по речкам, причем один путь шел на р. Онегу по р. Водле — ее притоку р. Череве — озеру Волоцкому — р. Почей — озеру Кенозеро — р. Кену. Дальше они двигались по р. Онеге к морю или от пристани Маркомус переходили волоком на верховья р. Емцы и по ней выходили на р. Северную Двину. Другой путь новгородцев на восток шел от нижнего течения р. Вытегры — к озеру Лаче по невыясненным пока волокам и к г. Каргополю. Наконец, на север от Онежского озера к Онежской Губе новгородцы двигались от Повенца через Маткозеро на р. Выг или же на реки Суму и Нюхчу. Был также путь от г. Корглы (Кексгольм) в «дикую лопь», т.е. северо-западный угол б. Олонецкой губ., и оттуда к Белому морю.]

Дионисий Глушицкий был одним из проводников монастырской колонизации, начавшейся вслед за боярской и вскоре ставшей ей на смену. «Монах и крестьянин были попутчики, шедшие рядом или один впереди другого» [В.О. Ключевский, Курс русской истории, т. II, стр. 276, Москва, Соцэкгиз, 1937.] и монастырская колонизация имела важное и полезное значение для колонизации крестьянской. Монастыри, экономически мощные организации, были в те времена прогрессивной силой, рассадником передовой техники и образования — именно монастырские хозяйства первыми начали применять продольную пилу и коловорот, северные монастыри первыми (во второй половине XV в.) начали строительство ветряных и водяных мельниц, до того времени применялся только ручной помол.

Колонизация была начата еще новгородскими большими монастырями [Например Озерской погост, Ладвинский и многие другие принадлежали в XII в. новгородскому Антониеву монастырю.] в ранний новгородский период, продолжалась и росла в XIV в. и максимальное развитие получила в XV в., когда ведущая роль принадлежала уже московским монастырям и их мощным филиалам на Севере.

До конца XIII в. во всей Руси, насколько удалось это установить, было около 100 монастырей, из них менее 10 пустынных, т. е. находящихся в удаленных от городов местностях. В XIV в. число вновь основанных пустынных монастырей сравнялось с городскими (42), а в XV в. оно уже превзошло число городских больше чем вдвое (57 и 27), в XVI в. в 1,5 раза (51 и 35). Таким образом, за три века в Московской Руси было построено 150 пустынных и 104 городских монастыря [В.О. Ключевский, Курс русской истории, т. II, стр. 263. Москва. Соцэкгнз, 1937.].

Большинство пустынных монастырей строилось на Севере, и ведущая роль в этом строительстве принадлежит северным монастырям: Соловецкому, основанному новгородцами, Кирилло-Белозерскому — колонии московского Симонова монастыря и др., а также московскому Троице-Сергиевскому, возникшему в XIV в. и уже в течение XIV в. основавшему 13 пустынных монастырей-колоний.

Низовая и московская колонизация Севера начались, однако, раньше XIV в.: еще в XIII в. путем договоров с Новгородом низовые князья приобретают право на некоторые участки Терского берега. С 1233 г. Новгород начинает отсылать низовым князьям «печорские дани».

В XIII в., когда пространство между Волгой и Окой стало подвергаться нападениям татар, начался отход с юга на запад и север трудового населения, в частности передвижение в Заволочье и Поморье.

Особенно усилилась низовая колонизация, шедшая параллельно и наперерез новгородской, в XIV и XV вв.: усиление Москвы, «собирание» ею «земли русской» заставило некоторых удельных князей возмещать свои потери посредством заимок на пустопорожних землях Севера с привлечением туда, путем предоставления различных льгот, трудового населения.

Князья ростовские в начале XV в. завладели районом близ Белоозера (районы рек Ухтомы, Кемы), а также по рекам Мегреге, Ваге, Емце. Ярославские князья захватили земли в районе Кубенского озера. Следом за ними шли уже сами великие московские князья, к концу XV в. окончательно захватившие у Новгорода Северную Двину и остальные северные волости и превратившие их в «вотчину великого государя всея Руси». 

[Москва произвела конфискацию земель новгородских бояр, но раздавала земли монастырям, деятельность которых всячески поощряла. Значительная часть северных земель превратилась в государевы «черные» земли, на которых сидело относительно свободное «чернасошное» крестьянство.]

В XVI в.— веке политического подъема и культурного расцвета Москвы — по северным землям прошел основной торговый путь, соединявший Москву с Западной Европой: через Ярославль и Вологду, по Сухоне и Северной Двине на Архангельск — единственный портовый город Московского государства, основанный в 1584 г.*  Через Север (в частности Устюг) пролегал и путь Москвы на Восток, в Сибирь, завоеванную ею в конце XVI в.— первой половине XVII в.

[Годовой оборот архангельской торговли доходил до 3 млн. руб., весь же государственный доход, например, еще в начале XVIII в. составлял 8 млн. руб. Торговля по Двине началась с 1553 г., когда в устье Данны приплыл корабль английской компании «Мистерия», искавшей северного пути в Китай и Индию.]

Дальнейшему хозяйственному и творческому развитию Севера, продолжавшемуся в XVI и XVII вв., способствовали социально-политические условия: Север фактически не знал крепостного права; это позволило ему в период тяжелого кризиса на рубеже XVI и XVII вв. удержаться на прежнем высоком хозяйственном уровне.

XVIII в. был началом ослабления экономического и политического значения северных земель. При Петре I Архангельск постепенно теряет значение единственного русского морского порта: специальные указы Петра, несмотря на сопротивление русских купцов, закрепляют гегемонию за Петербургом и Балтийским морем. Но Петр понимал экономическое и политическое значение Севера, его разветвленной речной и озерной сети, его природных данных. Петр проектирует и начинает строить здесь каналы, ищет руды, строит медеплавильные и железоделательные заводы, деревянные церкви и дворцы.

Со второй половины XVIII в., несмотря на то, что Север, оставшийся в стороне от основных торговых путей и культурных центров, теряет свое былое значение для экономической жизни страны, творческая активность его вольнолюбивого и мужественного населения продолжает в области искусства проявляться не менее ярко, чем прежде, развивая древние традиции и мастерство. Многие из северных построек этого времени могут быть отнесены к лучшим произведениям русского деревянного зодчества.

В советское время Север, наконец, зажил полнокровной творческой хозяйственной жизнью; он получил не только сеть шоссейных дорог, его пересекает ряд авиалиний, он имеет радио, телеграф и электричество. Бурно растут его города, поселки, колхозы и совхозы, крупные промышленные предприятия, развивается сеть железных дорог и каналов.

Но Север не потерял своего значения и как хранитель многовекового народного художественного наследия. Наш долг это наследие изучить и сберечь.