Настоящее издание отпечатано в Полиграфшколе в Казани под наблюдением П.М. Дульского в количестве семидесяти пяти нумерованных экземпляров, из которых пятнадцать экземпляров именные на японской бумаге. Офорты напечатаны ручным способом в граверной мастерской Академии Художеств в Ленинграде под личным наблюдением автора.

П. Корнилов. Предисловие

Офорты П.А. Шиллинговского знакомы нам по редким выставкам и его папкам [См. П. Корнилов. Павел Александрович Шиллинговский (Юбилейная памятка). „Гравюра и книга“, М 1925 г. № 1—2 (4—5), В.Я. Адарюков. Русские граверы. П.А. Шиллинговский. „Печать и Революция“. М 1925. Кн. 2.]. В 1914 году он выступил на конкурс Академии Художеств с грандиозными офортами, классической мощности в техническом и композиционном разрешении. Работал и работает он много, усидчиво и углубленно; не любит случайных опытов, его зоркий глаз и верный резец преданы традиции старых мастеров. Ему близки листы старых граверов, он научился их мудрости и проникновению. Их тайны понятны ему. Их обаяние и достижения близки его художнической психологии. Их точный графический язык понятен ему в совершенстве, В его листах не найдем мы поверхностной изобретательности. В них все так, как захотели мудрый глаз и резец мастера. Есть характерные внешние особенности офортов у художника — это преобладание пейзажа и архитектуры. Вето пейзажах проникнуто все величием природы. Он поклоняется ей в ее могучей власти над человеком. Пейзажи его романтически одиноки и редко оживлены фигурами людей. Безлюдье, одиночество, простор и какая-то величавость его сюжетов так понятны нам при близком знакомстве с личностью художника. Его произведения — это зеркало его гибкой души.

В 1912 г. привлекли внимание художника горные пейзажи Болгарии, куда он ездил на художественные работы. Позднее Бахчисарай победил его своим своеобразным колоритом. Чуфут-Кале ему стало близко, ибо вдохновение его родилось там же, в горах Бессарабии, Крыма, древней, дикой страны Киммерии.

Как памятны ему те дни, которые провел он в древнем, мертвом городе; как по-детски он хотел верить в эту легенду, которую поведал ему проводник. Ему не хотелось покидать эту чудную, сказочную, близкую душе художника панораму, где природа и человеческое творчество давно прошедших дней сплели любопытную картину, долго не забывавшуюся чутким художником.

Десять лет, долгих и полных всевозможных переживаний, прошли со дня посещения Чуфут-Кале, Сколько пережито с тех пор! Но когда раскрылись путевые альбомы и страницы записной книжки, то виденные и забытые картины встали живыми перед глазами художника, И эти минуты переживаний ему не хотелось снова забыть и выбросить из памяти, захотелось их выявить в четкой убедительности граверной линии. Не в большой доске металла и не в лаконической простоте ксилографии воплотил художник свои впечатления, а в миниатюрном офортном листе, где с особенной яркостью и силой бьет чувство интимности и подлинного творческого переживания художника.

Созданная сюита не предназначалась для издания, но друзья художника пожелали видеть эти филигранные узоры резца изданными в небольшом количестве, хотя бы для папок друзей и собирателей офорта, которых становится все меньше.

Мало людей, кому понятны и близки аромат и особый charme офортного эстампа. Как далеки те эпохи, когда резцовая гравюра и офорт были производственным искусством, украшавшим страницы книг XVIII и начала XIX в. и приятно гармонировавшим со шрифтом своего времени.

Листы Чуфут-Кале созданы художником в 1924 г., в долгие, зимние вечера, среди своих ежедневных трудов, житейских переживаний и бесед с друзьями.

Они носят печать мастерства, как и все работы художника. Мы рады видеть их в печати: пусть подобные маленькие тетради авторских оттисков гравюр лишний раз свидетельствуют о своем законном существовании в ряду других отраслей современного изобразительного искусства.

В 1924 году, в январе, Центральный Музей ТССР устроил выставку гравюр П.А. Шиллинговского, а ныне издает эту папку офортов, отдавая дань должного внимания мастерству художника.

Б. Денике. Чуфут-Кале

Среди выжженной солнцем равнины возвышается величаво и одиноко на бесплодной, голой, каменной горе мертвый город Крыма — Чуфут-Кале. Толща скалы зияет темными впадинами пещер, выше громоздятся каменные стены обширного покинутого города. Большие ворота (Буюк-капу) ведут в город. Входишь в безлюдный город, идешь по каменный плитам мостовой, так гулко отдаются шаги в пустом городе... Остатки улиц, площадей, груды развалин, порой бесформенных и хаотичных... А когда-то здесь была своя жизнь, город был оживленным торговым центром! Чуфут-Кале значит „Иудейская крепость“; но, вопреки мнению прежних историков города, исконными жителями были не евреи или караимы, поселившиеся здесь позднее. Стены города выдают черты турецкой военной техники 15 — 16 веков, древнейшие их основания еще византийской постройки 11 — 12 веков. Крепость описана арабским географом 1321. года: ...Замок трудно доступный, укрепленный, в котором жители страны находят убежище в минуты опасности“. Прежнее имя города было Кыркор. Здесь сохранилось Дюрбе начала 15 столетия над могилой дочери Тохтамыш-хана с орнаментами сельджукского стиля Чуфут-Кале — памятник эпохи борьбы за освобождение от власти золотоордынских ханов. Лишь в 17 веке установилась здесь жизнь караимской общины. Караимы были загнаны сюда недоброжелательством, в это своего рода гетто. Пришли лучшие времена, и они ушли с суровой, голой скалы в оживленные города равнины. Старейшим караимским памятником Чуфут-Кале является кенасса (молельня). Среди бесчисленных руин — жуткая, мрачная тюрьма. Здесь в конце 17 века томился целых три года русский посол Айтемиров.

Мрачную, величавую поэзию мертвого города, образы города безлюдья и смерти, каменного кладбища руин под жестокими жгучими лучами солнца с редкой силой убедительности передал художник П.А. Шиллинговский.

В этих маленьких офортах, в предельной простоте их художественного замысла сколько монументальности, такая созвучность с каменной симфонией твердых обнаженных скал, полуразрушенных стен, мрачных руин, безлюдья и одиночества. А какая твердость и сила линии, изумительной в офорте, какое исключительное мастерство гравера!