Книга освещает двадцатилетний период творчества всемирно известного японского архитектора, автора ряда градостроительных комплексов, крупных общественных сооружений. Анализ главнейших работ Кензо предваряется очерком о его деятельности. В книге помещены статьи самого архитектора, посвященные проблемам современной архитектуры. Книга предназначена для архитекторов, искусствоведов и широкого круга читателей.

В поисках утраченной гармонии
Предисловие. Кензо Танге
Введение. Удо Культерман
Мемориальный центр мира в Хиросиме
Собственный дом Кензо Танге в Токио
Детская библиотека в Хиросиме
Зал собраний в Мацуяме
Типография в Нумадзу
Здание муниципалитета в Симидзу
Здание муниципалитета в Кураёси
Проект министерства иностранных дел в Токио
Здание муниципалитета в Токио
Административное здание префектуры Кагава в Такамацу
Центр искусств Согэцу в Токио
Мемориал Суми в Исиномия
Универсальный зал в Сидзуоке
Комплекс зданий муниципалитета в Имабари
Здание компании «Дэнцу» в Осаке
Гостиница в Атами
Здание муниципалитета в Курасики
Проект здания Всемирной организации здоровья в Женеве
Проект жилого комплекса
Жилые дома в Такамацу
План Токио-1960-1960. Удо Культерман. Введение
План Токио-1960. Кензо Танге. Предложения по реформе структуры города
Кензо Танге. Токайдо-мегалополис — будущее японского архипелага
Культурный центр в Нитинане
Гольфклуб в Тоцуке
Кафедральный собор св. Марии в Токио
Спортарена в Такамацу
Комплекс олимпийских сооружений в Токио
Детский сад в Токио
Проект реконструкции района Цукидзи
Кензо Танге. Функция, структура, символ, 1966 г.
Центр информации в Кофу
Административное здание Сидзуокской компании прессы и радио в Токио
План реконструкции Скопье
ЭКСПО-70. Кензо Танге
Перечень зданий и проектов Кензо Танге

В поисках утраченной гармонии

Предлагаемая вниманию советского читателя книга о Кензо Танге, современном выдающемся архитекторе Японии, несомненно вызовет большой интерес не только архитекторов, но и широкого круга читателей.

Советский читатель получает возможность довольно исчерпывающе ознакомиться с проектами и сооружениями Кензо Танге до 1970 г. Все публикуемые материалы сопровождаются пояснительным текстом, где Удо Культерман не только профессионально точно описывает каждый объект, но и пытается охарактеризовать его как момент творческого развития архитектурной концепции Кензо Танге.

В монографию включены также некоторые теоретические работы Кензо Танге, в которых он излагает свои градостроительные, социологические и философские идеи, а также размышляет о путях, которые должны вернуть архитектуре утерянную органичность.

Введение, написанное Удо Культерманом, даёт содержательную характеристику развития таланта мастера и определяет его особое место в ряду прогрессивных архитекторов Японии и других капиталистических стран. Но было бы исторически неверно думать, что творчество таких выдающихся мастеров, как Корбюзье, Мис ван дер Роэ, Гропиус, Алвар Аалто, Оскар Нимейер, Луис Кан, Ээро Сааринен и самого Кензо Танге,— следствие органического развития капиталистической культуры, взятой как целое, подобно тому как Брунелески, Росселино, Микелоцци, Джулиано ди Сангало, Лучано да Лаурано были плоть от плоти культуры итальянского Возрождения, порождением ее созидательных сил.

Творчество выдающихся мастеров современности, о которых говорит Удо Культерман, прежде всего результат противоречивого развития современного капиталистического общества. Весьма примечательно, что их творческие достижения были тем значительнее, чем ближе они подходили к пониманию социального содержания архитектуры. Вслед за Корбюзье они верили или хотели верить в спасительную миссию архитектуры в утверждении национальных и общечеловеческих ценностей в этом «безумном, безумном, безумном» мире.

Было бы неверно представлять творчество Кензо Танге как выражение общей направленности японской архитектуры. Дело обстоит далеко не так. После мировой войны в среде японской интеллигенции происходило своеобразное размежевание. Экономический бум первого послевоенного периода, происходивший не без помощи американского капитала, был одновременно связан и с проникновением «американского образа жизни» во все сферы интеллектуальной деятельности японского общества. Журнал «The Japan architekt» за последние годы достаточно объективно отражает две тенденции среди архитекторов Японии: одни стремятся подражать изменчивой моде «международного» стиля, другие, освоив технические и функциональные достижения современной архитектуры, консолидируются в поисках самобытной архитектуры, отвечающей потребностям послевоенной Японии и традиционным эстетическим представлениям народа.

В эту вторую группу архитекторов входят: Того Мурано, Кунио Маэкава, Юнзо Сакаккура, Масасика Мурато, Хидео Косака, Иосинобу Асихара и др. К ним примыкает и Кензо Танге, значение которого как ведущего архитектора Японии особенно стало заметно после 1960 г., когда он создал свой проект реконструкции Токио. Имя Кензо Танге приковывает к себе внимание еще и потому, что он является центром притяжения для молодежи и не только как замечательный педагог, но прежде всего потому, что он развивает свою философскую концепцию архитектуры, основанную на глубоком изучении истории японской и мировой архитектуры, современной строительной техники и передовых достижений точных наук.

По своему архитектурному мышлению, Танге прежде всего градостроитель. Как никто из современных архитекторов капиталистического мира Кензо Танге понял трагическое положение стихийно растущих городов-метрополий, подобных Токио, население которого превысило 10 млн. человек. Огромные достижения современной городской техники, неудержимый количественный рост общественного и частного транспорта, нарастающие скорости движения вступили в катастрофическое противоречие с хаотической городской застройкой, привели к резкому ухудшению городского климата. Как достичь создания среды, достойной человека, среды, исполненной гармонии между техникой, архитектурой и человеком? Вот вопрос, волнующий Кензо Танге.

Проникая постепенно в суть градостроительной проблемы, основополагающей для современной архитектуры, Танге уже в первых своих произведениях, таких, как Центр Мира в Хиросиме, приходит к выводу об односторонности творческого метода европейского функционализма. Национальная и общечеловеческая трагедия Хиросимы не могла быть выражена через отдельную «функциональную единицу» в виде локального монумента или мемориального здания. Идея пространственных связей комплекса мемориала с пространством всего города была единственно верным принципом композиции.

Танге убеждается, что эти связи не решаются в пределах отдельных частных функциональных задач, решение их лежит на путях урбанистических преобразований городского пространства в целом.

В конце 50-х годов начинаются глубокие научно-исследовательские работы и практические разработки проекта реконструкции Токио. Танге сразу сталкивается с произволом частных несогласованных градостроительных решений, с отсутствием научно обоснованных целей и планового порядка в застройке города. Спекуляция землей в центральных районах Токио взвинчивает цены на землю, что приводит к миграции населения на городские окраины, где земля дешевле. Город неимоверно разрастается, увеличиваются расстояния, а с ними и плотность пассажиропотоков, направленных к центру, где сосредоточены все организации торговли, финансов, государственного и частного управления хозяйством. В результате — отчаянная перегрузка центра, транспортные заторы, угроза полного паралича городских коммуникаций.

Анализ, проведенный Танге, показывает, как стихийно сложившаяся радиально-кольцевая система планировки города, которая на определенном этапе его исторического развития сыграла положительную роль, — в современных условиях роста населения капиталистического города и развития коммуникаций вошла в непримиримые противоречия с действительными потребностями гигантского города-метрополии. Отсюда естественно возникает у архитектора попытка найти новую планировочную структуру городского пространства, органически отвечающего природе современного города с населением 10 млн. и выше. И Кензо Танге создает свой знаменитый проект реконструкции Токио-1960, подчиненный идее построения мобильного городского пространства, снимающего, по его мнению, все противоречия современного гигантского города. Это пространство, по мысли автора, должно обеспечить беспрепятственное увеличение плотности движения и его скоростей, оздоровить климат города, дать возможность сочетать скоростные многоуровневые магистрали с тихими интимными улицами и площадями коллективного общения, соединить градостроительный масштаб, характеризующий динамику людских масс, с масштабом ближайшего соседства людей, семьи и отдельного человека, пронизать новую городскую структуру гуманизмом и гармонией.

Кензо Танге приводит убедительные финансовые расчеты, стремясь показать, что предлагаемая им реконструкция не ущемляет и частных интересов владельцев землей. Опираясь на разработки талантливых инженеров-конструкторов, он показывает техническую осуществимость предлагаемого проекта.

Казалось бы, все логично, найдено решение, которое позволяет снять нарастающие противоречия огромного города, не затрагивая социальной структуры общества. Почему же все-таки план реконструкции Токио не реализуется? Более того, даже отдельные частные предложения Танге, такие, как реконструкция района Цукидзи, не получают осуществления.

Сам Кензо Танге дает на это вполне определенный ответ. «Многие,— пишет он, — могут усомниться в возможности осуществления (проекта Токио — Н. Б.) в условиях сегодняшней политической системы. Недоверие это вполне закономерно, так как ведомственные интересы, преобладающие в правительстве, и бюрократизм противятся политике всестороннего развития. Никакой проект, охватывающий полную реконструкцию, не может быть осуществлен при современной системе и организации». Кензо Танге далее утверждает, что дело не только в личных недостатках самих чиновников или в неумении политических руководителей. «Пока система, — говорит он, — остается той же, чиновники и политические деятели не смогут ничего изменить и Токио не будет спасен». При этом он не возлагает никаких надежд на возможность спонтанного изменения самой системы. «Нельзя ожидать, что система и организация располагают внутренними силами, могущими изменить их. Эти силы должны прийти извне». Какие же это силы, на которые рассчитывает Танге? Это, по его утверждению... общественное мнение (!).

В этом он повторяет идею другого выдающегося мастера современной архитектуры — Вальтера Гропиуса. Как и Гропиус, Кензо Танге верит в могущество общественного мнения.

Но он забывает простую истину, что сама система, в которой его радикальный проект реконструкции Токио превращается в социальную утопию, и есть порождение того самого общества, на радикальность общественного мнения которого Кензо Танге рассчитывает.

Сам по себе проект реконструкции Токио, разработанный Танге с участием коллектива архитекторов, инженеров, экономистов, гигиенистов, — явление выдающееся по смелости мысли, по удивительной изобретательности и конкретности решения сложнейших задач градостроительства. Кензо Танге поднимает над городом изобретенную им циклическую трехуровневую магистраль, позволяющую организовать движение машин с различными скоростями без пересечений движущихся потоков и с пропускной способностью, в 30 раз превышающей современные скоростные магистрали. Эта магистраль становится как бы спинным хребтом нового города, заменяя центростремительные движения радиально-кольцевой системы линейными движениями. Вдоль магистрали располагаются все государственные и частные учреждения, выполняющие функции управления, научные институты, банки, универмаги, учреждения культуры. Имея полную возможность перейти на любой из трех уровней магистрали, автомобиль, используя преимущества одностороннего движения, переходит на перпендикулярные направления, а с них на параллельные жилые улицы, получая возможность подъехать к двери нужного дома. Жилище, таким образом, отдаляется от шума центральной магистрали и располагается в зонах наиболее благоприятного микроклимата. Такая магистраль, по мысли автора, может иметь продолжение, сохраняя принцип пространственного построения города.

Выдвинутый Танге принцип создания города над городом будет связан с необходимостью покупки огромного количества земли у частных собственников, которые не замедлят взвинтить цены на землю. Все это Танге великолепно понимает и выдвигает смелую идею вынести магистраль на просторы Токийской бухты. Путем рефулирования намыть со дна бухты необходимые площади для размещения жилищного и культурно-бытового строительства, а недостающую площадь заменить искусственными железобетонными платформами. С технической точки зрения такая идея в принципе осуществима. Кензо Танге прав, утверждая, что уровень использования достижений современной техники в строительстве крайне незначителен. Произведенные экономические подсчеты показывают, что суммы, которые должны быть израсходованы на строительство в Токио в ближайшие 30 лет, вполне достаточны для радикальной реконструкции Токио по выдвинутому проекту, который, как считает автор, снимает все технические противоречия современного Токио. Но здесь-то и обнаруживается «ахиллесова пята» урбанистических мечтаний Кензо Танге.

Кензо Танге считает, что «общество состоит из различных элементов: индивидуум, семья, социум, город, нация». Но дело в том, что за понятием «социум», пущенным в оборот буржуазной социологией, скрываются вполне реальные классы общества, находящиеся в непримиримых противоречиях.

Ему представляется, что, согласно его предложению, над городом вознесется структура, которая оставит все пороки общества на земле, а на высоте 40 м расположится новый город, рационально построенный, разумный, здоровый и гармоничный. В своих теоретических работах в поисках утраченной гармонии Кензо Танге вполне реалистически видит основные препятствия по осуществлению своих предложений в спекуляции, в борьбе префектур за привлечение к себе новых заводов при полном отсутствии какого-либо плана размещения новых предприятий в возрастающей конкуренции фирм и банков. Спрашивается, что же может измениться в существе общества, переселившегося на верхние этажи новой урбанистической структуры? Производительные силы Японии, ее трудолюбивые квалифицированные рабочие, превосходные инженеры и архитекторы, допустим, могут осуществить замысел Танге, но если даже он был бы осуществлен, в этот новый город переселится элита японского общества в погоне за человеческими условиями существования, оставив землю для тех, кого гнетет безработица, низкая заработная плата, рост цен и кто составляет основу понятия — японский народ.

Как все подлинно талантливое, движимое мачтой о лучшем построении среды обитания человека, — проект Кензо Танге будет и уже стал толчком развития многих частных градостроительных решений, его идея зонального развития по вертикали, решение транспортных проблем — все это заслуживает самого пристального изучения.

Рассматривая проблему рационального расселения в районе складывающейся агломерации Токио — Осака — Нагойя, Танге отмечает необходимость коренного улучшения механизма управления. Он правильно понимает проблему: «Я имею в виду, — пишет он, — открытую растущую организацию мозговых центров управления с динамичными информативными связями, предназначенную для расцвета японской цивилизации и культуры и развивающуюся в атмосфере свободного и постоянного выбора наилучших решений». Но тут же, анализируя современное положение вещей в данном районе, он убедительно показывает, что в действительности, вследствие борьбы частнокапиталистических интересов, структура расселения складывается «рассудку вопреки». Так практика, этот незыблемый «критерий истины», еще и еще раз показывает, что социальные пороки капиталистического общества не могут быть ликвидированы архитектурными проектами, как бы разумны они не были. Но само возникновение таких разумных проектов свидетельство прогрессивности и демократической устремленности творческих идей мастера.

Есть еще одна проблема, которая волнует Кензо Танге и которая для нас также представляет большой интерес. Это проблема духовной значимости архитектуры.

В статье «Функция, структура, символ», написанной в 1966 г., Кензо Танге приходит к такому утверждению: «Пространство — это сфера, в которой человек проявляет свою деятельность. Но, действуя в этом пространстве, человек одновременно проявляет себя как личность. Мы могли бы сказать, что пространство обладает своим собственным метафизическим значением. Пространство — это мир значения». Как же архитектура и городское пространство могут обеспечить человеку гуманистические ценности и значение в среде, им создаваемой? «Мне кажется, — говорит Танге, — что некоторые области современной архитектуры и пространства городов нуждаются в символах нашего времени».

Это признание крупнейшего мастера архитектуры нам очень ценно, потому что оно верно (не надо бояться слова «метафизический», оно дано в смысле «духовный»), а также потому что оно выражает неудовлетворенность Танге современным международным бездуховным стилем архитектуры. Он как искренний художник ощущает, что ни совершенство функциональных решений, ни использование возможностей современной техники, ни превращение города «в поле коммуникаций» в конечном счете не решают взаимоотношений человека и архитектуры. Он ощущает кризис современной архитектуры капитализма как кризис ее идейного и социального содержания, как явление бездуховности культуры.

Опыт классической архитектуры показывает, что только наличие идеи, организующей и мобилизующей духовные силы человека и общества, позволяло архитектору через художественный образ выразить мировоззрение эпохи, ее эстетические идеалы. И чем значительнее, чем многозначнее была эта идея для общества, тем значительнее и многозначнее был и художественный образ в его воздействии на человека. Великие произведения архитектуры классических периодов развития культуры и искусства народов высятся перед нами как выдающиеся символы своего времени, они говорят с нами, по словам Гоголя, «когда уже молчат и песни и предания». Однако символике нельзя научиться, это не предмет науки. Символ как художественная концепция пространства и объема в пространстве есть результат субъективного творчества архитектора, в основе которого всегда лежат объективные основания в виде материальных и духовных потребностей общества. Это результат поиска художником наиболее совершенной формы выражения идеи, которая сама есть реальность, вырастающая из жизнедеятельности самого общества.

Обладает ли такой идеей капиталистическое общество? Нет не обладает, и потому символизм чаще всего становится изобретением не только формы, но и самой идеи.

Но есть великая идея мира между народами, порожденная социализмом, живительная сила которой питает искусство прогрессивных мастеров. Она нашла свое символическое отражение в архитектуре таких произведений Танге, как замечательный олимпийский комплекс (1961—1966 гг.), как пространственная композиция ЭКСПО-70.

Необходимо обратить внимание на некоторые особо интересные для нас черты архитектурных произведений Кензо Танге.

Придя к выводу, что каждое здание должно быть пространственно связано с пространством города, он стремится выразить это и в композиции здания: в организации подходов к зданию, в освобождении части первого этажа от застройки, в создании обширных вестибюлей и холлов (в два-три света), в трактовке их пространства в подчеркнуто монументальном масштабе. Эти части здания становятся как бы переходом от макроструктуры города к внутреннему пространству здания. Он добивается полной ясности пространственной ориентации человека в здании. Человек, войдя в здание, построенное Кензо Танге, не нуждается в указателях движения, так как развитие внутренних пространств предельно логично, никакой путаницы, высокие просторные холлы окружены рабочими помещениями, расположенными в 2—3 этажа, положение лестниц и четкое размещение лифтов позволяет сразу визуально постигнуть внутреннее строение здания. С этой точки зрения, в отличие от многих современных архитекторов, в его планах, разрезах, трехмерном развитии пространства мы не найдем никаких нарочитых сложностей, все просто, логично, классично и потому красиво.

Отправляясь от той же идеи необходимости связи пространственной структуры города и внутреннего пространства каждого здания, а также утверждая неизбежность динамического развития этих пространств, Кензо Танге и его школа разрабатывают архитектурную структуру растущих во времени архитектурных организмов. Они выдвигают идею вертикального ядра зданий в виде железобетонных шахт со всеми инженерными коммуникациями, которые как бы переводят в вертикаль коммуникации города. Здесь располагаются лестницы, лифты, энергоснабжение, все инженерные сети водоснабжения, канализации, кондиционирования и т. д. Ядра эти одновременно выполняют роль несущих опорных конструкций, образуя пространственную решетку, внутри которой располагаются внутренние функционально необходимые пространства. При этом пространства могут развиваться путем добавления необходимых шахт. Танге убедительно демонстрирует прогрессивность этого приема на здании Центра информации в Кофу. Его бывшие ученики и последователи, метаболисты, превратили этот принцип одновременно и в эстетическую категорию, они добиваются архитектурного образа здания, в котором идея возможности его развития должна сочетаться с впечатлением законченности организма на данное время. Таким образом, координата времени вводится в образ как эстетическая ценность. Однако нам кажется, что образные возможности выражения динамизма здания, его дальнейшего роста могут дать новый эстетический эффект, но это частность, не решающая большой проблемы идейной содержательности архитектуры.

Растущие в пространстве здания безусловно найдут широкое применение, в частности, в архитектуре многоэтажных промышленных зданий, где идея ядра коммуникаций просто и экономически оправданно создает предпосылки для развития здания в связи с реконструкцией предприятий или их модернизацией. В поисках символизма современного мира, подвергая критике впечатление временности, зыбкости современной архитектуры, Кензо Танге обращается на путь брутализма. Формы нарочито укрупняются, в больших пространствах холлов его муниципалитетов и центров культуры возникают гигантские лестницы с тяжелыми поручнями, стены получают перспективно построенные ниши, в грубую поверхность необработанного бетона вводится иногда пятно цветной керамики, оттеняющее монументальность бетонных стен, в пространство двориков и холлов приходит природа в виде сухих японских садов с осколками скал, разнообразием камней и гальки, иногда дополняемых водными поверхностями. Эта национальная архитектурная традиция создает переходной масштабный ряд, позволяющий воспринять монументальный масштаб композиции целого. Однако монументализация пространства, проведенная с большим профессиональным мастерством, иногда приводит к известной потере человеческого гуманистического начала, которое особенно привлекает и волнует мастера. Сам метод построения крупной монументальной архитектурной формы раскрывает нам в творчестве Кензо Танге одну крайне интересную сторону его творческого гения — обостренное чувство ландшафта, глубокое критическое понимание традиций, проникновение в эстетические возможности, объективно заложенные в природе строительного материала и конструкций, в умении извлечь эти возможности для своих творческих целей. В этом смысле Кензо Танге выступает подлинным поэтом железобетона, этого выдающегося конструкционного материала современности.

Профессор Н.П. Былинкин