• Введение
• Предметный мир крестьянской среды
• Значение красиво оформленных предметов
• Изготовление и приобретение предметов народного искусства
• Эпохи народного искусства: старые стили
• Эпохи народного искусства: формирование новых крестьянских стилей
• Обзор венгерского народного искусства последних полутора столетий
• Отличительные особенности венгерского народного искусства
• Библиография
• Иллюстрации
• Люди и ландшафты
• Церкви, кладбища, церковная пластика
• Села и дома
• Посуда, домашняя утварь
• Интерьеры, мебель
• Пастушеское искусство
• Керамика
• Одежда
• Вышивка, ткани, украшения

В то время когда в конце прошлого столетия и на рубеже века в Венгрии возводились железные мосты над Дунаем, строились промышленные поселки, по всей стране прокладывались железные дороги, а Будапешт превращался в крупный город, когда живописцы и скульпторы, инспирируемые импульсами, идущими из Мюнхена, Парижа и Вены, пытались выразительными средствами эпохи создать национальное искусство, крестьянство многих тысяч венгерских деревень, следуя своеобразным и устойчивым местным традициям и вкусам, создавало самостоятельный художественный мир из красивых предметов повседневного быта.

Этот расцвет крестьянского искусства по времени недалек от нас: еще имеются среди нас его живые свидетели, иногда еще можно натолкнуться на его свежие следы. С другой стороны, глубокие и быстрые перемены недалекого прошлого и настоящего уже далеко увели от нас, отодвинули в историческую перспективу этот крестьянский мир, который был животворной силой и остовом этого искусства. Наше время скорее благоприятствует научной систематизации и анализу. В результате собирательской и исследовательской работы последних более чем ста лет по музейным коллекциям могут быть обозримы самые значительные памятники народного искусства. Несколько предыдущих поколений этнографов изучали современных им крестьян. Для них было само собой разумеющимся, естественным, что крестьянство являлось одним из самых больших компонентов тогдашнего общества. Для нас это уже не является таким естественным, и большей частью мы утратили возможность подобного непосредственного наблюдения. Однако расстояние, которое отделяет от нас это деревенское искусство, одновременно и лучше показывает его взаимосвязи, соотношения и его значение.

Для нас, венгров, это крестьянское искусство очень важно. В середине прошлого столетия еще почти три четверти населения страны составляли земледельцы и даже одним только поколением ранее — половину его. Корни современного венгерского общества в значительной мере уводят в среду бывшего крестьянства. Нашу современную национальную культуру, литературу, музыку, искусство насквозь пронизывают прямые и косвенные связи с наследием народной культуры. При поисках исторических прототипов, характеров, идентификаций мы должны снова и снова обращаться к миру деревни.

Однако исследование этого крестьянского искусства, на наш взгляд, не только внутреннее дело венгров. В нашу эпоху представления об искусстве становятся все шире. В них в равной степени находят свое место произведения и доисторических времен, и отдаленных уголков мира. Словно все художественное наследие человечества начинает становиться действительно общим достоянием людей, и наша возрастающая восприимчивость все более чутко внемлет голосам, доносящимся к нам из отдаленных времен и частей света через их художественное наследие. Раскрытие крестьянского искусства народов Европы, в том числе и венгерского народного искусства, также является частью картографирования расширяющегося художественного мира. Венгерские крестьяне создавали такие формы, цветовые сочетания и средства выражения, которые нигде в других местах не создавались, их произведения являются подлинным художественным документом, свидетельствующим о своеобразии их жизненного уклада. Без них в спектре искусства недоставало бы одного цвета.

Мир народного искусства конструктивно иной, чем искусство современное, нашего времени. Выразительная среда народного искусства — не станковая картина и скульптура (за редким исключением), а художественно выполненный предмет практического назначения. В соответствии с этим нельзя провести резкую границу между художественной и нехудожественной сферой, между художником, мастеровым, ремесленником или крестьянином, делающим предметы для своего повседневного пользования. В сущности, нужно рассматривать в целом все то предметное окружение, которым заполняет свою жизнь то или иное крестьянское общество, ибо у каждого бытового предмета этой сферы имеется свое, правда различное, художественное значение. Только в совокупности связанных друг с другом, дополняющих друг друга предметов обнаруживается система эстетических принципов, формирующая и организующая их.

Именно эксперименты в области современного искусства делают нас восприимчивыми к тому, чтобы понять эту своеобразную диффузную сущность народного искусства, пронизывающего все сферы жизни. Еще одно-два поколения назад народное искусство считали более «низким», чем «высокое», «строгое» искусство, в общей картине искусства причисляя его — деревенское, грубоватое — к «малым искусствам». Но уже сегодня в свете достижений современного искусства мы отнюдь не ощущаем такой резкой границы между изображением и орнаментикой, как это было раньше. Процессы, с помощью которых целый ворох эстетических и человеческих воззрений той или иной крестьянской общины концентрируется в одном предмете, кажутся нам столь же актуальными, как и те, в которых современные художники пробуют, оставив область графики, скульптуры и станковой живописи, доверить свои эстетические манифесты предметам или элементам предметов. Мы не хотим преувеличивать силу действия и значение народного искусства. Но все же необходимо обратить внимание на то, что не только сохранившиеся до наших дней произведения, но сама та своеобразная художественная жизнь, которая еще в недалеком прошлом наблюдалась в венгерских (и не венгерских) деревнях, преподает нам значительный урок. Создается впечатление, что эти деревни почти до наших дней поддерживали и сохраняли характерную для более древних эпох человечества, еще не обособившуюся, не отделившуюся от нехудожественной сферы жизни художественную практику, к которой во многих отношениях, правда, на новом уровне, пробует вернуться современное искусство.

В этнографической литературе имеются большие традиции по написанию монографий, исследующих художественное творчество отдельных народов. Данной книгой мы сами следуем этой традиции, однако считаем необходимым указать на то, что такое обрамление нашей темы не лишено проблем. Тема отчасти шире. Тот крестьянский образ жизни, из которого выросло венгерское народное искусство, в основных чертах проявлялся в сходных формах на протяжении ряда эпох и на обширных территориях. Сами отдельные мотивы, формы предметов и техники не принадлежат исключительно только венгерским крестьянам. Это не значит, что первоначально или «на самом деле» они принадлежали другим народам, а лишь показывает, что они развивались в русле тех течений, примыкали к тем путям развития, которые охватывали большие территории нашего континента. К сожалению, пока еще нет таких всеобъемлющих исследований, которые дали бы совокупный обзор форм жизни европейского крестьянства и эпох, движений, черт европейского народного искусства.

С другой стороны, тема уже, чем один народ, одна языковая территория. Отдельные стили народного искусства могут быть привязаны к определенным районам, к местным общинам; стилистические особенности форм могут быть исследованы в этих рамках. Системы человеческих отношений, питающих и создающих народное искусство, также могут быть раскрыты только с близкого расстояния, в рамках той или иной деревни. Автор, желающий говорить о целом народе, может привести лишь несколько иллюстрирующих его мысли примеров.

Наша книга работает с переменой фокусов. С одной стороны, мы стараемся приблизиться к некоторым группам крестьян, чтобы дать почувствовать, какова была жизнь тех людей, среди которых находились эти прекрасные предметы. Серией иллюстраций мы пытаемся показать, как отдельные группы крестьян использовали возможности варьирования внутри одного жанра или стиля. С другой стороны, пробуем очертить, словно с высоты птичьего полета, контуры исторического и общественного места этого крестьянского искусства.

Крестьянские коллективы, деревни, которые создали местные стили народного искусства, принадлежат к многослойному, сложному по своему составу обществу. В этом обществе в то же самое время разные слои жили на разный манер, по-своему осуществляя свои художественные стремления. Это положение отличает народное искусство как от гомогенного искусства племенных обществ родового строя и древних царств и империй, так и от «высокого» европейского искусства. Народное искусство не существует «в одиночку», над ним всегда имеется иного рода, «высокое», искусство того же самого общества. Между городским, придворным искусством и искусством крестьянским происходил непрерывный взаимообмен. В этом процессе самое важное, пожалуй, даже не переход некоторых мотивов и композиционных принципов. Скорее заслуживает внимания то, что народное искусство находилось в постоянном конфликте с хорошо знакомыми крестьянам формами художественного выражения других слоев. Оно либо стремилось подражать им, либо сознательно противопоставляло им себя. Это поведение определенным образом свидетельствовало об осознании крестьянскими творцами народного искусства своего общественного положения.

За последние десятилетия положение крестьян в обществе и общественное сознание крестьянства претерпели существенные изменения. Очевидно, что эти перемены отразились и в тех модификациях народного искусства, которые позволяют различать его стилистические эпохи. Поколения крестьян с изменчивыми положением и стремлениями создали изменчивое по стилю и характеру народное искусство. Рассматривая с этих позиций, учитывая различия в общественно-экономическом положении и стремлениях слоев, несущих народное искусство, можно проанализировать и объяснить неоднородный характер народного искусства различных по своему устройству европейских обществ, который так отчетливо ощущается при изучении самих произведений, но с большим трудом поддается четкому описанию.

В нашем исследовании выражения «народное искусство» и «крестьянское искусство» мы употребляем в одном и том же смысле. Расцвет и формирование этого искусства мы связываем с деревенскими жителями, с крестьянами. Этим мы не хотим насильно навязать свою точку зрения по вопросу о народном искусстве. В различных по своему государственному устройству европейских обществах те слои, творчество которых может быть связано с определением «народное искусство», дифференцировались различно. У венгров, о которых пойдет речь в этой книге, народное искусство может быть связано с аграрным населением. В этой крестьянской массе имелись различные прослойки, свободные крестьяне и крепостные, деревенские жители и жители так называемых сельских городков, мелкопоместные дворяне, живущие в деревнях, и неимущие батраки, сельские ремесленники и пастухи. Их уклад жизни, однако, несмотря на различия, коренился в крестьянских традициях, образ мышления определялся крестьянской системой ценностей. Это они создали для использования в быту тот предметный мир, об отдельных художественных вещах которого мы будем говорить в нашем исследовании. Итак, мы ограничиваем искусство этих крестьянских слоев предметами, которые они употребляли, включая в него все имеющие эстетическую ценность вещи, вжившиеся в их предметное окружение независимо от того, сделали они их сами или приобрели в магазине, у мастера или у заезжего продавца-иноземца.

Очертив общественные границы, тем самым мы в основном установили и хронологические рамки. Многочисленные техники и предметы классического народного искусства сохранились и культивируются и после распада крестьянского уклада жизни, но уже не для крестьян как потребителей. Эти тенденции мы уже не прослеживаем. Не исследуем мы и ту интересную пограничную область, которую составляет творчество деревенских художников-примитивов.

Представленные в книге предметы в большинстве своем относятся к XIX веку. Среди них имеется и значительное число более старых, XVIII и даже, как исключение, XVII столетия, а также и более новые, начала нашего века. Эта градация приводимых предметов в большей или меньшей степени отражает меняющийся объем продукции народного искусства. Приводимыми в книге фотографиями, изображающими сельских жителей во время работы и в праздники, мы хотели вдохнуть жизнь в музейную атмосферу, одушевить этот мир вещей. Эти фотографии в сущности — исторические документы, снятые в подавляющем большинстве 30—40 лет назад, и показывают они не сегодняшнюю деревню и не современных жителей села.

Мы не ставили перед собой задачу дать в нашей книге «социологию предмета», поэтому не приводим здесь неудавшиеся или малохудожественные вещи, хотя в свое время их могло быть немало. Не стремимся мы и к тому, чтобы документировать предметную оснащенность крестьянских групп, стоящих на различных имущественных уровнях. Мы избегаем этого, как и вообще исследователи искусства, которые отдают предпочтение большим мастерам перед эпигонами и шедеврам перед безвкусными и малоудачными произведениями. Однако мы должны признать, что по сравнению с искусствоведческими исследованиями в нашем подборе больше субъективного элемента, так как методика классификации и оценки народного искусства и его достижений далеко не так отработана и бесспорна, как в истории искусства.

Мы не стремимся и к тому, чтобы даже приблизительно дать полное представление о существующих предметах и жанрах или об этнических областях и группах. Наша главная цель состоит в том, чтобы дать почувствовать художественные особенности и специфику народного искусства путем выделения некоторых тем и подбора серии иллюстраций к ним.

Первая такая тема — расписные плафоны церквей и церковная утварь XVII—XIX веков, которые свидетельствуют о художественных стремлениях крестьянского искусства более ранней эпохи. Многочисленными примерами мы воссоздаем тот мир бытовой утвари, простых сосудов и инструментов, который раньше часто оттеснялся на задний план нарядными праздничными предметами. На этих примерах мы хотели бы показать, во-первых, простые благородные практические формы, являющиеся основной ценностью крестьянского формотворчества, во-вторых, дать почувствовать те преобразовательные процессы, которые поднимали тот или иной предмет до символа, делали его форму такой отработанной, такой изысканной и хрупкой, что предмет, почти полностью покидая практическую сферу, переходил в благородную группу репрезентативных красивых вещей.

В области керамики и мебели мы лишь отмечаем несколько главных разновидностей предметов, но зато более широко освещаем фигурную резную мебель, в которой с особым многообразием проявились индивидуальные творческие способности, любовь к эксперименту и фантазия мастеров. По этой же причине большое внимание в нашей книге уделено пастушескому искусству, хотя на самом деле оно составляет совсем небольшую по численности группу предметов — оправы для зеркалец, солонки, футляры для бритв. Именно на этих предметах в прошлом столетии проводилось неслыханное многообразие экспериментов в области создания фигуративных изображений. Наиболее часто встречающаяся тема мелкой резьбы — любовная пара, а также изображения пастуха и бетяра. Бросается в глаза: какое малое место занимает в изобразительном народном искусстве религиозная тематика по сравнению со светской. Причем имеющиеся в небольшом количестве памятники с религиозной тематикой часто связаны с очень поздними иконографическими типами.

Наконец, мы детально, путем сопоставления различных вариаций освещаем искусство вышивки. Этот жанр позволяет познакомиться с системой орнаментальной компоновки, со строгими, геометрическими композиционными системами, которые выстраивают орнамент — преимущественно растительный — в кристаллическом порядке. А с другой стороны, именно в разрыхлении, в нарушении этих систем могут быть прослежены процессы модификации стилей.