Лезгинское народное зодчество. Хан-Магомедов С.О. 1968

Лезгинское народное зодчество
Хан-Магомедов С.О.
Наука. Москва. 1968
182 страницы
Лезгинское народное зодчество. Хан-Магомедов С.О. 1968
Содержание: 

Предисловие
Лезгинистан (историко-географический очерк)

Поселения лезгин

Народное жилище
Жилые дома конца XVIII — начала XIX в.
Жилые дома середины XIX в.
Жилые дома второй половины XIX в.
Интерьер парадной жилой комнаты (кунацкой)
Искусство художественной обработки дерева
Жилые дома конца XIX — начала XX в.
Современные жилые дома

Инженерные сооружения
Дороги и подпорные стенки
Мосты и акведуки

Культовые и мемориальные сооружения
Мечети и минареты
Надгробия
Мавзолеи (пиры)

Вместо заключения (лезгинское зодчество и некоторые вопросы теории)
Литература
Список иллюстраций

Предисловие

Архитектура Кавказа по праву занимает почетное место в истории мирового зодчества. Однако до недавнего времени в поле зрения историков архитектуры попадали главным образом давно выявленные и тщательно изученные памятники архитектуры Армении и Грузии. В последние годы проведена большая работа и по исследованию архитектуры Азербайджана.

Хуже обстоит дело с изучением художественной культуры народов Северного Кавказа, в том числе и Дагестана. Это относится не только к архитектурному наследию. Так, например, лишь в самые последние годы получило широкое признание мастерство гончаров аула Балхар, а переводы на русский язык открыли для многих читателей сокровища народной поэзии Дагестана. Дагестан — один из своеобразнейших художественных центров Кавказа, и дальнейшее изучение его культуры может принести еще много неожиданных открытий.

Архитектура горного Дагестана, можно сказать, была буквально заново открыта лишь в послевоенные годы. Если архитектурные памятники Дербента привлекли внимание исследователей уже в XVIII—XIX вв., то выявление памятников народной архитектуры горных районов Дагестана началось лишь в самое последнее время.

До Великой Отечественной войны обследование архитектурных памятников Дербента и горных районов Дагестана вел Н.Б. Бакланов. Собранные им материалы частично опубликованы в подготовленном научно-исследовательским Институтом архитектуры Всероссийской Академии художеств первом выпуске серии «Архитектурные памятники Дагестана» (Ленинград, 1935). К сожалению, этот первый выпуск так и остался единственным. В нем были опубликованы обмеры лишь нескольких объектов.

Изданная в 1931 г. книга А.С. Башкирова «Искусство Дагестана» посвящена резному камню (в основном селения Кубачи) и касается архитектуры лишь попутно.

Систематическое изучение народной архитектуры горного Дагестана началось только после Великой Отечественной войны. В 1945 и 1946 гг. экспедициями Академии архитектуры СССР и Института этнографии Академии наук СССР был собран большой и художественно ценный материал по аварскому народному зодчеству Гунибского, Чародинского, Кахибского, Ахвахского, Ботлихского и Буйнакского районов. Частично материалы этой экспедиции были опубликованы в статьях руководителя архитектурной группы Г.Я. Мовчана.

В 1949 и 1950 гг. Московский архитектурный институт организовал две экспедиции в Южный Дагестан. Были обследованы архитектурные памятники Дербента, а также лезгинских, табасаранских и агульских селений районов: Касумкентского, Хивского, Табасаранского, Агульского и Курахского. Собранные материалы частично опубликованы участниками экспедиций Г.Н. Любимовой и С.О. Хан-Магомедовым в книге «Народная архитектура Южного Дагестана» (табасаранская архитектура) и в ряде статей.

Затем в 1952 и 1953 гг. во время научных командировок нами изучались архитектурные памятники лезгинских, рутульских, цахурских и лакских селений районов: Рутульского, Ахтынского, Докузпаринского, Кулинского и Лакского, а в последующие годы проводилась работа по обследованию архитектурных памятников Дербента и Горной стены. Собранный материал был частично опубликован в ряде статей и книге С.О. Хан-Магомедова «Дербент» (Москва, 1958).

* * *

В Южном Дагестане живет пять народностей лезгинской группы — собственно лезгины, агулы, рутульцы, табасаранцы и цахуры. Каждый из этих народов имеет свой язык, свои обычаи, свои национальные особенности культуры и архитектуры. Практически у всех этих народов архитектура в прошлом не вышла из стадии народного зодчества. Высокие горные хребты, разнообразие природно-климатических условий, деление Дагестана на феодальные владения и «вольные общества» способствовали развитию и сохранению национальных особенностей архитектуры этих отдельных народов.

Небольшая территория Южного Дагестана, примыкающая короткой стороной к Каспийскому морю, а длинной — к главному Кавказскому хребту, делится в поперечном направлении на ряд природных зон. Если ехать от берега моря до высокогорных районов, то можно за несколько часов побывать и почти в субтропиках, и на альпийских лугах.

В середине XIX в. народная архитектура Южного Дагестана достигла своего расцвета, ее отдельные национальные школы имели местные особенности — конструкции, тип жилого дома, характер композиции фасада, архитектурные формы, орнамент. Причем различие природных условий существенно повлияло на особенности народной архитектуры отдельных районов Южного Дагестана.

Так, например, в зоне нижних предгорий (лезгинские селения) теплый климат, пологий рельеф, отсутствие строительного камня и нехватка леса привели к распространению саманного жилого дома с обилием балконов и галерей. Архитектурный декор здесь ограничивался несложными порезками подбалок, столбиков и консолей карнизов.

В зоне верхних предгорий (табасаранские и частично лезгинские селения) умеренный климат, гористый рельеф, мягкий, хорошо поддающийся обработке строительный камень, леса с такими строительными породами дерева, как бук, дуб, граб и орех, способствовали появлению совершенно иной архитектуры. Жилые дома здесь обычно имеют большую лоджию и возводятся из тесанного камня с фигурными каменными деталями; широко применяется в строительстве дерево и не только в качестве чисто конструктивных элементов, но и как отделочный материал. Например, оконные и дверные коробки делают с широкими, обращенными на фасад резными деревянными плоскостями. Поэтому именно в табасаранской архитектуре получило наибольшее развитие искусство орнаментальной резьбы по дереву с разнообразным рисунком типа «плетенка».

В горной зоне Южного Дагестана (лезгинские, агульские, рутульские и цахурские селения) климат суровый, рельеф сильно пересеченный, основной строительный материал — твердый, с трудом поддающийся обработке камень. Дома здесь строились из необработанного камня, с глухими фасадами. В большей части горной зоны (в основном в лезгинских и агульских районах) резкий дефицит строительного леса вызвал широкое использование в конструкциях междуэтажных перекрытий и проемов арок и сводов. Дерево (привозное) применялось лишь как необходимый конструктивный материал, и искусство его художественной обработки развивалось по пути выработки наиболее выразительных форм таких тектонических деталей, как подбалка и консоль. Орнаментальное же искусство оказалось менее развитым и ограничивалось варьированием мотива геометрической розетки.

В другой части горной зоны (в рутульских и цахурских селениях), где имелось достаточное количество хорошего строительного леса, искусство художественной обработки дерева было сосредоточено в основном в интерьере. Народные мастера создали здесь применявшуюся и в лезгинских селениях оригинальную конструктивно-декоративную пространственную систему перекрытия парадной комнаты жилого дома с выразительными формами подбалок и широко применяли своеобразный растительно-геометрический орнамент.

Народное зодчество отдельных народов Дагестана имеет свои особенности. Поэтому на данной стадии изучения архитектурного наследия Дагестана целесообразно публиковать монографические исследования, посвященные архитектуре отдельных крупных народов (аварцев, лезгин, даргинцев, лакцев, кумыков, табасаранцев, агулов, рутульцев, цахуров, андо-дидойских народов). Такая работа фактически уже начата изданием книги по табасаранской архитектуре. Этой книгой, посвященной лезгинскому зодчеству, продолжается публикация новых материалов по народной архитектуре Дагестана.

В 1949, 1950 и 1952 гг. автором было обследовано 42 лезгинских селения, в которых обмерено 75 жилых домов (кроме того, частично обмерено и зарисовано более 160), 36 хозяйственных построек, 16 мечетей, 32 мавзолея, 11 родников, 14 мостов и т. д. Кроме того, обмерены, зарисованы, эстампированы и сфотографированы сотни резных каменных и деревянных деталей (в том числе во многих разрушенных, полуразрушенных или перестроенных зданиях) [В сборе материала принимали участие В.А. Марценюк (1949 г.), Г.Н. Любимова (1950 г.) и М.Б. Чернышов (1952 г.)].

Обследование территории Дагестана с целью выявления и изучения архитектурных сооружений еще далеко нельзя считать законченным. Необходимо зафиксировать и ввести в научный обиход еще многие представляющие художественную ценность произведения народного зодчества. Однако работа эта до последнего времени ведется недопустимо медленными темпами. В различных селениях имеется множество художественно ценных построек народной архитектуры. Их необходимо взять на учет в самый короткий срок. Дело в том, что большинство построек народного зодчества представляют собой жилые дома, и вполне естественно, что сейчас они заменяются новыми, при этом часто разрушаются многие представляющие художественный интерес постройки.

Речь идет не о том, чтобы непременно сохранять все постройки народной архитектуры, — это, конечно, невозможно. Сохранять необходимо наиболее выдающиеся постройки. В большинстве же построек архитектурно-художественный интерес представляют лишь планировка, общая композиция фасада, форма или орнаментальная обработка того или иного архитектурного элемента. Такие постройки достаточно будет зафиксировать (обмерить, сфотографировать, зарисовать, описать). Вообще надо отметить, что по отношению к изучению народной архитектуры метод фиксации наиболее необходим, так как ознакомление на месте со многими памятниками народного зодчества для широких кругов архитекторов и всех интересующихся народным искусством практически невозможно из-за разбросанности их по различным, подчас очень отдаленным и труднодоступным селениям, особенно это относится к горным районам.

Поэтому фиксация памятников народного зодчества и их публикация является одной из важных задач нашей архитектурной и искусствоведческой науки. Однако задача эта выполняется плохо.

Многие произведения народного зодчества бесследно пропадают так и не дождавшись своих исследователей.

О том, какие художественные сокровища таятся в недрах еще неисследованной народной архитектуры, свидетельствует пример изучения архитектуры Дагестана, где за послевоенные годы были выявлены сотни совершенно новых, неизвестных до последнего времени замечательных памятников народного зодчества, среди которых одно из первых мест занимают произведения лезгинских мастеров.

 

Лезгинское зодчество и некоторые вопросы теории

В настоящее время, когда индустриальное строительство по типовым проектам стало основой развития архитектуры, большое значение приобретает изучение исторического опыта массового строительства прошлого. Народная архитектура как раз и является массовой по самой своей природе, поэтому изучение ее опыта и принципов работы мастеров может иметь большое значение для выработки правильного подхода ко многим творческим проблемам современного строительства.

Народные мастера органически сочетали функциональные, художественные, конструктивные и экономические требования, предъявляемые к тому или иному зданию. Приемы и принципы народного зодчества складывались веками, в них заключен опыт многих поколений, причем сохранялось лишь то, что выдерживало проверку временем. Именно поэтому они имеют большую объективную ценность. Это относится и к лезгинской архитектуре, которая практически в прошлом не вышла из стадии народного зодчества.

Многому можно научиться у народных строителей в области учета климатических условий и быта, применения местных строительных материалов, использования рельефа местности и т. д. Сейчас многие творческие и теоретические проблемы архитектуры оказались тесно связанными с вопросами типизации и стандартизации. Освоение опыта старых мастеров и в этом вопросе может помочь правильно подойти к целому ряду проблем. Типизация жилых домов имеет многовековую историю, причем стремление к типизации жилого дома отчетливо обнаруживается в строительстве, обслуживавшем трудящиеся классы, в том числе и в народном жилище.

Материал по народной архитектуре Южного Дагестана позволяет проследить различные этапы сложения в XIX в. таких «типовых» жилых домов в отдельных районах. Первый этап хорошо иллюстрируется примером лезгинского народного жилища горной зоны (Курахский, Ахтынский и Докузпаринский районы). Здесь в XIX в. фактически были созданы уже все предпосылки для появления «типового» жилого дома, так как его отдельные элементы уже стали общепринятыми. Это двухэтажный жилой дом, в первом этаже которого помещается коридор с лестницей на второй этаж и помещение для скота, а на втором — лоджия и две комнаты (кунацкая и жилая). Однако единой каноничной планировки дома и композиции его фасада не было выработано. К стадии «типизации» было близко в этих районах лишь объемно-планировочное решение кунацкой комнаты, наиболее интересные образцы которой сохранились в селениях Маза, Куруш и Кара-Кюре.

Второй этап выработки «типового» жилого дома можно проиллюстрировать на примере жилого строительства в крупном лакском селении Кули.

Когда готовы все основные предпосылки для появления единого типа дома, но все же имеется большое количество вариантов его решения, могут быть различные причины, влияющие на выбор одного из лучших вариантов и канонизации его на какой-то период. Здесь может сыграть роль и такое, казалось бы, незначительное на первый взгляд обстоятельство, как обязательное требование (по обычному праву) строить выделяемым из хозяйства нескольким сыновьям дома, в деталях повторяющие дом отца, или строительство большей части домов в данном селении одним и тем же мастером или строительной артелью.

Трудно сказать, какая причина повлияла на появление в XIX в. в Кули нескольких совершенно одинаковых жилых домов и был ли это единый тип жилого дома для всего селения. До настоящего времени в Кули сохранилось четыре таких дома. Это трехэтажный жилой дом, расположенный (как и все селение) на очень крутом рельефе и в окружении примыкающих к нему других жилых домов. Все этажи дома имеют вход непосредственно с улицы, а его фасад оказывается свободным от соседней застройки лишь в своей верхней части, которая хорошо видна с дальнего расстояния (вся застройка селения представляет собой как бы единое ступенчатое сооружение). В каждом этаже такого дома расположено одно помещение: в первом — для скота, во втором — зимнее жилье (и одновременно кладовая), в третьем — летнее жилье. В центре обеих жилых комнат стоит столб (в третьем этаже с фигурной подбалкой), поддерживающий прогон перекрытия.

О «типовом» фасаде жилого дома из селения Кули можно говорить лишь по отношению к его верхней трети, возвышающейся над окружающей застройкой. Верхняя часть фасада сложена из хорошо отесанного камня и отделена от нижней, сложенной из рваного камня, прямоугольной полочкой. На фасад выходят два окна с выступающими из кладки стены арочными обрамлениями. Завершается фасад сложным карнизом с деревянными прокладками, консолями и полочкой.

Третий этап «типизации» жилого дома можно проиллюстрировать на примере цахурского селения Цахур, где в XIX в. был выработан каноничный тип одноэтажного жилого дома [С.О. Хан-Магомедов. Архитектура цахуров.— «Архитектурное наследство», № 13, М., 1961, стр. 38 — 40.]. «Типовой» дом Цахура состоял из жилой комнаты, небольшой прихожей и кухни; на его фасад (стена из мелкого необработанного камня с деревянной прокладкой) выходил выступ камина, два окна и прямоугольный портал в нише. Подобная планировка дома стала почти стандартной. Если два женатых брата строили общий одноэтажный жилой дом с одним входом, то в таком доме оказывались объединенными две стандартных ячейки. Если же из-за недостаточных размеров участка родственные семьи строили на крутом рельефе двухэтажный жилой дом, то он представлял собой как бы поставленные друг на друга два жилых дома с одной и той же стандартной ячейкой (со входами с разного уровня).

Наконец четвертый, последний этап «типизации» жилого дома в условиях Южного Дагестана можно проиллюстрировать на примере двухэтажного табасаранского жилого дома середины XIX в. [С.О. Хан-Магомедов. Жилище табасаран.— «Советская этнография», № 4, 1951, стр. 202—203.] (первый этаж — хлев, второй — четыре жилых помещения). Жилые дома с каноничной конструкцией, планировкой и композицией фасада встречаются в десятках табасаранских селений Хивского и Табасаранского районов, а также в ряде лезгинских селений Касумкентского района, входивших в прошлом в табасаранское феодальное владение. Такой тип дома считался, по-видимому, общепринятым, и от его каноничного решения не отходили даже в том случае, когда необходимо было построить дом большей или меньшей вместимости, чем обычный. В первом случае к каноничному плану дома добавляли еще две комнаты, сохраняя «типовую» композицию фасада. Во втором случае, наоборот, площадь дома уменьшали на две комнаты. Лишь в редких случаях шли на нарушение композиции фасада, уменьшая дом за счет его боковой части.

Приведенные выше примеры показывают, какой сложный путь проходит народная архитектура прежде, чем создаются условия появления «типового» жилого дома, в котором оказываются сконцентрированными опыт и талант нескольких поколений народных мастеров строителей. Этот опыт представляет интерес и в связи с тем, что народное жилище, как социальный тип жилого дома, по целому ряду существенных признаков близко в принципе (а не по форме) к нашему современному жилому дому.

В чем же близость народного жилища к современному жилому дому? Во-первых, в том, что оно строится самим народом для себя. Следовательно, степень удобства определяется не соображениями получения прибыли, а исходит из особенностей бытового уклада, природно-климатических условий и материальных возможностей. Во-вторых, современный жилой дом и народное жилище в своей основной массе рассчитаны на массового потребителя с одинаковым социальным положением. В-третьих, они выполняют лишь функцию жилища (в то время как жилище господствующих классов выполняло одновременно и ряд функций общественных зданий). Речь, разумеется, идет только о принципиальной близости самих типов современных жилых домов и народного жилища. Уровень развития производительных сил и запросы потребителя в народном зодчестве прошлого и в нашем обществе существенно отличаются; общим здесь является лишь самая специфика жилого дома, которая проявляется по-разному, в зависимости от конкретных исторических условий. Именно социальное равенство массового потребителя (мы имеем в виду основную крестьянскую массу в феодальной деревне, где имущественное расслоение еще не приобрело резкого характера) и позволило в народном зодчестве выработать в каждой местности единый широко распространенный тип жилого дома с каноничными планом и фасадом.

Известная типологическая близость народного жилища и современного жилого дома позволяет сравнивать их композиционную роль в ансамбле жилой застройки, состоящей из однотипных домов, и специфику их архитектурного образа

И для народного жилища, и для современного типового жилого дома характерна рациональность планировки и конструкции, простота и скромность внешнего облика, единообразие (но не обязательно однообразие) в архитектурно-художественной обработке. Однако нельзя не отметить, что самый процесс выработки типа жилого дома в обоих случаях различен. В народной архитектуре профессиональное совершенство каноничного типа жилого дома — планировочное, конструктивное, художественное — объясняется его распространенностью, т. е. тем, что над его созданием работали поколения мастеров многих селений. В современной же архитектуре, наоборот, широкое распространение того или иного типового проекта должно определяться его совершенством.

Различен и характер творчества зодчих. В народной архитектуре, сооружая новый дом, мастер воспроизводил общераспространенный тип жилища, лишь в небольших пределах видоизменяя его с целью приспособления к конкретным потребностям определенной семьи и придания его облику своеобразия. Современный же архитектор заново создает типовой проект с учетом новейших научно-технических достижений, причем, принятый в качестве типового, этот проект используется многократно без изменений.

В большой работе по отбору всего того лучшего и проверенного практикой, что может быть использовано в типовом проекте, советским архитекторам может помочь богатый опыт народного зодчества, где этот процесс отбора шел многие годы и где были выработаны определенные принципы этого отбора. Народное зодчество — это определенная стадия развития архитектуры, предполагающая наличие целого ряда специфических условий: традиционность, ограниченность узким кругом тем (или форм), коллективность творчества и т. д.

Под народной архитектурой обычно понимают жилые, хозяйственные и другие сельские постройки, созданные народными мастерами-строителями без участия профессиональных архитекторов. Причем в народном зодчестве зачастую заказчик, архитектор, строитель и потребитель не отделены друг от друга. Характерная для народного зодчества строгая преемственность дает возможность его мастерам создавать выдающиеся в художественном отношении произведения, в которых как бы сконцентрированы талант и опыт многих поколений безвестных мастеров. Труд народного зодчего во многом напоминает работу ремесленника, которая характеризуется усвоением традиций узкого мастерства и постепенным их развитием. Тщательно изучив все приемы, выработанные до него, народный мастер строго придерживается традиции, варьируя эти приемы в очень ограниченных пределах. Поэтому достоинства произведений народной архитектуры меньше, чем в профессиональной архитектуре, зависят от степени одаренности того или иного мастера и в значительной степени определяются принципами создания художественного образа, характерными для народной архитектуры. Основное в этих принципах — это конструктивная или функциональная обусловленность практически всех архитектурно-художественных элементов (за исключением чисто символических). В подлинно народном зодчестве, как правило, отсутствуют элементы стилизации, которая в профессиональной архитектуре проявляется в стремлении использовать из опыта прошлого не только общие творческие принципы и композиционные закономерности, но и сами архитектурные формы, возникшие на иной функционально-конструктивной основе.

В народном зодчестве архитектурный элемент редко служит чисто декоративным средством. Для подлинного народного зодчества неприемлемо «украшение архитектуры архитектурой». Стремясь усилить художественную выразительность здания (желая украсить постройку), народный мастер не добавляет к фасаду или интерьеру чисто декоративные детали, а берет ту или иную конструктивно или функционально необходимую деталь и доводит ее форму до художественного совершенства (или декоративно обрабатывает ее, например, используя орнамент). Следовательно, в народном зодчестве архитектурные формы не применяются для изображения конструктивного или функционального элемента, которого на самом деле в здании нет. Степень художественной выразительности и декоративности фасада или интерьера определяется здесь большей или меньшей художественной обработкой функционально или конструктивно необходимых элементов.

Это наглядно можно проследить на примере народного жилища Южного Дагестана. Так, фасады «типовых» табасаранских домов XIX в. отличаются друг от друга именно степенью художественной обработки деревянных деталей. Например, фасад дома Абдулаева в селении Зизик [Жилые дома лезгин селений группы Дере-Кам (в том числе и селение Зизик) рассмотрены в кн.: Г.Н. Любимова и С.О. Хан-Магомедова. Народная архитектура Южного Дагестана. М., 1956.] прост по композиции, но в то же время достаточно выразителен и хорошо отражает внутреннюю планировку дома и его конструктивный скелет. На фасад выходят заложенные в кладку стен деревянные прокладки, которые, помимо своей конструктивной роли (придают большую устойчивость дому в условиях сейсмики; кроме того, на них опираются оконные коробки и балки перекрытий), служат еще и элементами архитектурной композиции. Карниз дома поддерживается деревянными консолями, которые представляют собой выпущенные наружу концы основных прогонов перекрытия. Таким образом, композиция фасада дома Абдулаева создается общими пропорциями дома и взаиморасположением конструктивно и функционально необходимых элементов — дверь, окна, деревянные прокладки, консоли карниза.

Хорошо подчеркнуто различие строительных материалов, из которых сложен дом; все деревянные части тщательно обработаны и смазаны нефтью (для предохранения от гниения), поэтому они хорошо выделяются на фоне грубо обработанной каменной кладки светло-охристого цвета. На фасаде дома Абдулаева мы не видим ни одной архитектурной детали, предназначенной специально для украшения. Народный мастер сумел здесь простыми средствами — правильным расположением, умелой обработкой и выразительной формой конструктивно необходимых элементов, удачно найденными пропорциями — создать подлинно художественную композицию фасада жилого дома.

Дом Абдулаева — это жилище рядового крестьянина. Подобные дома были характерны в XIX в. для большинства жилых построек табасаранских аулов (и ряда соседних с ними лезгинских аулов, к которым, кстати, относится и селение Зизик). Сооружение такого дома при наличии местных строительных материалов (камень, обилие леса в этом районе) не представляло особых трудностей, тем более, что существовал местный обычай помогать односельчанину при постройке жилища. Однако в архитектуре дагестанского народного жилища уже в XIX в. нашло отражение имущественное неравенство жителей аула. Тем не менее тип дома оставался общим, так как имущественное различие, как ни было оно порой резким, проявлялось, как правило, в рамках одного класса — крестьян.

Дома феодалов — беков, ханов — разумеется, уже значительно отличаются от крестьянских. Дома же зажиточных крестьян выделялись среди других построек аула только тем, что кладка их фасадной стены состояла из тесанного камня (причем отдельные камни покрывались резьбой), а деревянные детали (окна, двери, консоли карниза, деревянные прокладки) художественно обрабатывались и покрывались орнаментальной резьбой. Стоимость такой орнаментальной резьбы часто была выше затрат на постройку самого дома. В этих условиях наличие на фасаде художественно обработанных деталей становилось своеобразной вывеской материального положения хозяина дома. Эту роль архитектурного декора в народном зодчестве нельзя недооценивать. Например, именно отношение к декору как к мерилу богатства хозяина дома вызывало в архитектуре почти любого народа развитие прежде всего трудоемких форм декора.

В качестве характерного примера жилища богатого крестьянина можно назвать дом Курбанова в табасаранском селении Цудук. Его конструкции, планировка и композиция фасада ничем существенным не отличаются от дома Абдулаева. Но входная дверь и окна покрыты прекрасной орнаментальной резьбой («плетенка»). Особенно выделяется по своей художественной обработке трехпроемное окно второго этажа. Кладка фасада состоит из тесанного камня, причем некоторые камни резные.

Архитектура народного жилища обычно настолько органична, что в ней невозможно найти что-нибудь лишнее — ни в композиции фасада, ни в интерьере.

В качестве примеров интерьера дагестанского жилища, где функционально и конструктивно необходимые элементы объединены в художественную композицию, можно привести дома Ибрагимова из цахурского селения Мишлеш и Каузова из селения Цахур, построенные также в XIX в. Интерьер старого цахурского дома слагается из самых необходимых элементов. Народные мастера- строители максимально использовали потенциальные возможности каждого функционально необходимого элемента жилой комнаты: так была создана система ларей для зерна, оформляющая обычно одну из боковых стен; была создана и своеобразная композиция из дверей кладовых и ниш, которые вместе с антресолями и столбиками оформляют другую стену (противоположная стена обычно занята окнами и камином). Большую роль в архитектуре интерьера играет и оригинальная конструктивно-декоративная система перекрытия жилой комнаты. Деревянные части интерьера обычно от дыма очага становились темно-коричневого цвета. Они резко выделялись на фоне побеленных стен, а глинобитные полы покрыты яркими коврами. Металлическая и глиняная посуда и яркие постельные принадлежности складывались в нишах.

Подобный интерьер цахурского дома был создан, по-видимому, еще в XVII—XVIII вв. в домах, где жила большая родовая семья и, следовательно, требовалась большая жилая комната. Позднее, в XIX в., такой интерьер получил дальнейшее развитие уже в богатых домах и сохранялся вплоть до конца XIX — начала XX в.

Дом Каузова в селении Цахур построен в конце XIX в. На примере этого дома особенно наглядно видно, как разумно и умело народные мастера предусматривали в интерьере все потребности семьи. Жилая комната этого дома относительно большая по своим размерам: ее площадь — 33 кв. м. Планировка и общая композиция комнаты традиционны; все ее стороны (стены) обработаны в одинаковой степени, поэтому трудно сказать, какая стена интерьера — главная в его композиции. Здесь нет сложных по форме, обильно украшенных орнаментальной резьбой деталей; деревянные части интерьера просты, без излишней вычурности.

Выходящая на фасад стена основной жилой комнаты прорезана двумя большими окнами (110 X 75 см), между которыми расположен простой по форме камин с небольшой деревянной полочкой над отверстием очага.

По бокам камина, под окнами, низ которых на 165 см выше уровня пола, в стене устроены ниши для посуды. Камин, окно и ниши расположены почти симметрично по отношению к центральной оси стены.

Стена, противоположная фасадной, как обычно, занята входами в кладовые и антресолями. Кладовые предназначены: одна — для муки, другая — для молока. Ниши между дверьми в кладовые используются для хранения различных мелких вещей. Антресоли отгорожены от комнаты невысоким деревянным парапетом с четырьмя столбиками, на фигурные подбалки которых опирается балка перекрытия. В задней стене антресолей устроены две большие ниши. Антресоли предназначались для хранения продуктов: сыра, масла, мяса. Под антресолями на стене — полка для посуды.

Обе боковые стены комнаты заняты ларями для зерна, и лишь третья часть одной из стен оставлена свободной — там находится входная дверь. С этой стороны над ларями устроены деревянные антресоли с таким же деревянным парапетом, как у антресолей над кладовыми; над самой дверью имеется небольшая полка для мелких вещей. Вторая боковая стена не имеет антресолей над ларями, на ней почти под самым потолком укреплена деревянная полка на плоских резных деревянных консолях. Перекрытие комнаты поддерживается двумя основными прогонами круглого сечения (диаметром 35 см). Под самым потолком укреплены две длинные жерди (диаметром около 10 см), на которые вешают сушеное мясо.

Каждая деталь интерьера дома Каузова свидетельствует о стремлении создать наиболее удобное жилище. Здесь предусмотрены: кладовые, полки, ниши, антресоли, лари для зерна, крюки для мяса, камин и т. д. И все эти утилитарные, необходимые для хозяйства семьи элементы мастера-строители объединили в единый архитектурный организм, найдя каждому из них свое место. Здесь проявилась та народная мудрость, у которой многому могут поучиться современные архитекторы.

Таким образом, для подлинно народной архитектуры характерна органичная связь функционально-конструктивной основы здания и его художественного образа. Если же элементы стилизации появляются в народной архитектуре, т. е. если в постройках начинают применяться архитектурные детали, не оправданные конструктивно или функционально, то это обычно свидетельствует об упадке народного зодчества или же о том, что детали заимствованы из другой (чаще городской) архитектуры. Такое положение было характерно, например, для русской народной архитектуры Поволжья (XIX в.), в постройках которой использовались многие чисто декоративные архитектурные элементы, не связанные с функционально-конструктивной структурой жилого дома. Эти элементы (фронтоны, пилястры, карнизы, балконы и т. д.) были заимствованы народными строителями из городской архитектуры периода русского классицизма (конец XVIII — начало XIX в.). Использование архитектурных элементов классицизма в качестве чисто декоративных средств повлияло и на старые (выросшие на местной основе) формы народного жилища: появились, например, ложные резные ставни, превратившиеся в декоративное обрамление окна.

Одной из наиболее сложных и, пожалуй, наименее разработанных творческих проблем советской архитектуры является проблема национальных особенностей архитектуры.

Правильное понимание этой проблемы связано с оценкой характерного для каждого этапа развития соотношения национального и интернационального в архитектуре.

В прошлые годы многие советские архитекторы рассматривали проблему национальных особенностей архитектуры главным образом с точки зрения освоения наследия прошлого. Это было характерно и для практики советской архитектуры Дагестана, где отношение к проблемам национальных особенностей и освоения наследия прошлого менялось в зависимости от изменения направленности в общем развитии советской архитектуры.

Уже в 1920-е годы Дагестан не остался в стороне от той творческой борьбы, которая шла в советской архитектуре между архитекторами-новаторами, входившими в Объединение современных архитекторов (так называемыми конструктивистами), и сторонниками использования классического и национального наследия. Показательно столкновение творческих принципов этих двух основных архитектурных направлений того периода в конкурсе на проект Дома советов Дагестанской АССР в Махачкале (1926 г.).

Один из лидеров конструктивизма М.Я. Гинзбург создал проект подлинно современного здания, в котором были учтены и местные климатические условия и последние научно-технические достижения. «При решении проблемы национальной архитектуры, — писал М.Я. Гинзбург в статье, посвященной этому проекту,— должны быть учтены все предпосылки, определяющие современное лицо национальных советских республик: 1) предпосылки многовекового бытового и климатического характера, характера, определяющего индивидуальное национальное лицо республики; 2) предпосылки нового социального уклада, новых форм строящейся жизни и завоеваний современной техники, являющиеся общими и едиными для всего СССР, предпосылки, определяющие нарастание новых общесоюзных сил строящегося социализма». Гинзбург писал, что «не выдерживает никакой критики воскрешение старых архитектурных декоративных форм того или иного национального стиля...» [М.Я. Гинзбург. Национальная архитектура народов СССР.— «Современная архитектура», 1926, № 5 — 6, стр. 113 — 114.].

В теории и практике конструктивистов 1920-х годов закладывалось правильное отношение к проблеме национального и интернационального в архитектуре. Национальные особенности современной архитектуры конструктивисты видели не во внешнестилистических элементах традиционного национального декора, а прежде всего в функциональном соответствии сооружения требованиям местного быта и климата. Вместе с тем архитекторы старались исходить из новых форм социалистического быта.

Уже в 1920-е годы зарождается и другое понимание проблемы национальных особенностей, приведшее в дальнейшем к серьезным ошибкам в творчестве советских архитекторов. Сторонники этого направления считали, что новые национальные особенности архитектуры в республиках следует искать, «органически» сочетая композиционные принципы классики с традиционными архитектурными формами.

По такому пути пошел, например, автор осуществленного проекта Дома советов в Махачкале (сейчас в этом здании помещается Сельскохозяйственный институт) — архитектор И.В. Жолтовский. На фасадах этого пятиугольного в плане здания, композиция которого навеяна итальянской виллой Капраролой (ренессанс), в качестве «национальных форм» применены «восточные» стрельчатые арки.

В дальнейшем, в 1930-е — 1950-е годы, в национальных республиках было создано большое количество зданий, где обнаруживается подобный подход к выявлению в советской архитектуре национальных особенностей. Причем в тех республиках, где архитектурное наследие прошлого было сравнительно хорошо изучено, архитекторы использовали в новых зданиях традиционные национальные архитектурно-декоративные формы прошлого (например, в Армении).

В тех же республиках, где памятники архитектуры не были выявлены и изучены, архитекторы в поисках «национальных особенностей» использовали или рисунки на кошме, орнамент вышивки и т. д., или же применяли некие общие «восточные» формы (стрельчатые арки, сталактиты).

Именно в таком положении оказались архитекторы Дагестана, архитектурные памятники которого стали систематически обследоваться лишь в послевоенные годы. Это приводило к тому, что архитекторы пытались использовать в своих проектах орнамент, применяющийся на ювелирных изделиях кубачинских мастеров (например, во фризе общежития областной партшколы в Махачкале — арх. Ш.И. Керимов и Г.М. Шейхов).

Интересно также в связи с этим проследить историю проектирования и строительства Дворца культуры в молодом дагестанском городе Каспийске.

Первый проект Дома культуры был создан еще в 1937 г. архитектором К. Афанасьевым, который в тот период (как и многие наши архитекторы) увлекался классикой. Нас сейчас, разумеется, не может удовлетворить стилистическая характеристика облика Дома культуры, данная в этом проекте. Однако нам представляется принципиально правильными поиски тех архитекторов, которые, проектируя для национальных республик, не пытались создать некий «национальный» стиль, а стремились к национальному своеобразию в пределах определенного стилевого единства, характерного для того или иного этапа развития советской архитектуры. Это относится и к построенному в 1939 г. зданию гостиницы «Дагестан» в Махачкале (арх. Гримм).

К. Афанасьев и Гримм не применяли в своих проектах деталей и форм, свойственных дагестанской архитектуре прошлого, однако, им, на наш взгляд, удалось создать проекты во многом отвечающие национальным особенностям дагестанской архитектуры, ибо эти особенности проявляются прежде всего не в отдельных архитектурных формах, заимствованных из прошлого, а в планировке здания, в его связи с окружающей природой, в учете местных климатических условий и т. д. Именно эти особенности и были выявлены в этих проектах — внутренний дворик или глубокий курдонер с фонтаном, двухъярусная галерея, связь дворика через аркаду с приморским парком и т. д.

К сожалению, война прервала строительство Дома культуры в Каспийске. Лишь в 1954 г. были возобновлены работы по его сооружению, причем, ростовский архитектор В. Симонович создает новый вариант проекта Дома культуры.

В проекте В. Симоновича можно видеть принципиально иной подход к проблеме национальных особенностей дагестанской архитектуры. В нем прежде всего обращено внимание на чисто внешние формы и приемы, якобы характерные для дагестанской архитектуры. В то время, когда архитектор В. Симонович начинал работу над проектом Дома культуры, не было еще специальных печатных работ, посвященных дагестанской народной архитектуре прошлого, и в первом варианте проекта его автор, заботясь о «национальном колорите», использовал такие «восточные мотивы», как стрельчатые арки и сталактиты. В результате вместо современного общественного здания Дом культуры по этому варианту представлял собой грубую стилизацию в каком-то «мавритано-мусульманском» стиле.

После опубликования в 1954 г. новых материалов по народной архитектуре Дагестана, которые показали, что для дагестанской архитектуры прошлого характерна не стрельчатая, а полуциркульная арка, что сталактиты не применялись в дагестанском народном зодчестве и т. д. В. Симонович коренным образом «переработал» свой проект, заменив все стрельчатые арки полуциркульными. По этому проекту и был выстроен Дом культуры, однако его новая «стилистическая характеристика» опять имеет очень мало общего с современной национальной архитектурой Дагестана.

Национальные особенности архитектуры нельзя понимать как простое возрождение форм и приемов прошлого; они должны быть прежде всего современны и гармонично сочетаться с удовлетворением материальных потребностей народа, правильным учетом природно-климатических и бытовых местных условий, достижениями строительной техники и современными эстетическими идеалами советских людей.

Демократическая и социалистическая культура каждого народа одновременно интернациональна и национальна, т. е. имеет черты, сближающие и объединяющие ее с культурой других народов, и особенности, отличающие ее, придающие ей своеобразие, известную неповторимость. В связи с этим важно отметить, что термины национальные особенности, национальные отличия и своеобразие архитектуры данного народа определяют различные понятия.

Национальные особенности — это такие черты, которые присущи только архитектуре данного народа, в них находят отражение особенности психического склада нации.

Национальные отличия — это хотя и объективная, но весьма непостоянная величина, так как сами эти отличия во многом зависят от того, с архитектурой какого народа сравнивается данная архитектура. Например, национальные отличия лезгинской архитектуры будут резко ощутимыми при сравнении ее с русской архитектурой, наглядно выявлены при сравнении с азербайджанской и уже менее ярко внешне выражены при сравнении с агульской архитектурой.

Своеобразие архитектуры данного народа включает в себя общую характеристику черт архитектуры того или иного народа в определенный период. В характеристику своеобразия архитектуры входит и соотношение национальных особенностей и интернациональных черт.

Причем, если говорить о том, что вносит каждая нация в общую сокровищницу мировой культуры, то, по-видимому, таким вкладом могут быть прежде всего интернациональные черты, которые в силу целого ряда исторических условий получили развитие в культуре именно данного народа.

Общие черты, сформировавшиеся в архитектуре того или иного народа, могут носить и зональный характер. Так было, например, в архитектуре Южного Дагестана. Выработанные мастерами-строителями отдельных народов планировочные, конструктивные или композиционные приемы постепенно становились затем характерными для всей архитектуры лезгинской группы народов.

На общий процесс развития архитектуры и на выработку типов зданий определяющее воздействие оказывают исторические и общественно-экономические условия. Общность законов социально-экономического развития позволяет объяснить общие закономерности развития архитектуры всех народов, не зависящие от ее национальных особенностей, а также объяснить общее в формах и типах поселений и зданий разных народов в определенные эпохи.

Национальные же особенности порождаются как раз не общностью, а исторически сложившимся своеобразием всей совокупности местных условии: социально-экономических, природно-климатических, своеобразием психического склада нации и т. д.

У истоков каждой национальной архитектуры стоит народное зодчество, т. е. архитектура трудящихся масс. В дальнейшем влияние народной архитектуры на развитие общенациональной архитектуры может измениться и стать менее значительным. Высоко оценивая народное зодчество и его неоценимый вклад в национальную архитектуру любого народа, важно отделять в нем прогрессивные элементы от консервативного и отсталого, отражающего подневольную жизнь крестьян и низкий уровень развития техники.

Развитие любой национальной архитектуры происходит не изолированно от развития архитектуры других народов. Пожалуй, только на самой низшей стадии своего развития архитектура того или иного народа может не испытывать влияния другой архитектуры. Однако даже народное зодчество (в том числе и лезгинское), где очень устойчива традиционность форм и приемов, и то не развивается под влиянием только лишь местных условий. В ходе исторического развития архитектуры отдельных народов постепенно менялось соотношение национального и интернационального (общечеловеческого).

Стремление не замыкаться в кругу своих узко национальных традиций характерно и для развития народного зодчества, особенно в конце XIX—XX вв. Так, например, анализируя архитектуру отдельных народов Южного Дагестана, можно заметить, что наиболее ярко национальное различие их архитектуры проявилось в середине XIX в. В последующие десятилетия, по мере проникновения в горы городской культуры и усиления культурного взаимообмена между отдельными народами (в частности, и в результате прекращения междоусобных войн), наметился процесс преодоления национальной замкнутости архитектурных традиций отдельных народов. Особенно интенсивно процесс усиления межнациональных (общедагестанских) и интернациональных черт в народной архитектуре Южного Дагестана протекает в советский период.

В архитектуре отдельных народов Южного Дагестана постепенно отмирают те узкоместные традиции, которые были порождены ремесленным способом строительства, отсутствием необходимых строительных материалов, отсталыми формами быта. В то же время лучшие достижения архитектуры отдельных народов получают более широкое распространение и становятся общими для всей архитектуры Южного Дагестана (рациональная организация жилищно-хозяйственного комплекса, применение арочных конструкций, кладка из тесанного камня, широкое использование галерей, балконов, лоджий и т. д.).

Решающую же роль в ускорении процесса развития интернациональных тенденций в архитектуре Дагестана играют, конечно, социалистические преобразования в городе и деревне, влияющие на быт советских людей и их материальные и культурные запросы, а также коренным образом меняющие техническую базу строительства.

Большое влияние на формирование национальных черт, национального своеобразия архитектуры того или иного народа оказывают местные условия. Под местными условиями нами понимаются все своеобразные условия развития данной нации. Это прежде всего своеобразие социально-экономических условий, которое характеризуется рядом моментов: исторически сложившейся специализацией производства данной страны или народа (например, кустарные промыслы в Дагестане), соотношением различных производственных укладов (в рамках господствующих производственных отношений), характером социальной структуры общества, своеобразием государственных форм управления («вольные общества» в горных районах Лезгинистана) и т. д. Все эти условия, взятые в сложном специфическом единстве, предопределяют в архитектуре ряд неповторимых черт.

Значительную роль в формировании национальных особенностей архитектуры играют и природно-климатические условия.

Существенное влияние на формирование национальных особенностей архитектуры оказывают также субъективные факторы, такие, как своеобразие психического склада наций и др.

По формам проявления все местные условия, оказывающие влияние на формирование и развитие национальных особенностей архитектуры, можно условно разделить на три группы: общие, особенные и единичные.

Общими местными условиями, действующими, как правило, относительно постоянно, являются природно-хозяйственные условия, образующие ту конкретную среду, в которой и происходит развитие архитектуры народа. К ним относятся: климат, местные строительные материалы, природное окружение, профиль хозяйства, традиции производства и др.

Климат (температурный режим, осадки, ветры и т. д.) влияет, как известно, на планировку здании, толщину стен, систему отопления, форму и конструкцию кровли и т. д. Это хорошо видно на примере лезгинского народного зодчества.

Большую роль в развитии национальных особенностей архитектуры играют местные строительные материалы, влияющие на конструкции сооружений, фактуру и цвет стен, характер обработки архитектурных элементов и т. д. Особенно сильно влияние местных строительных материалов сказывается в условиях низкого уровня развития производительных сил, в частности строительной техники. Если сравнить, например, народную архитектуру России, Дагестана и Средней Азии, то можно наглядно увидеть, какую роль в сложении национальных особенностей сыграл основной местный строительный материал (в русской народной архитектуре — дерево, в Дагестане — камень, в Средней Азии — кирпич). Конечно, с развитием строительной техники зависимость архитектуры от местных строительных материалов уменьшается. Однако их влияние на национальные особенности архитектуры сказывается и в условиях индустриализации строительства (особенно в сельских районах). Разумеется, климат и местные строительные материалы сами по себе не являются частью национальных особенностей архитектуры. Однако они оказывают влияние на выработку того национального критерия оценки произведений архитектуры, который в конечном счете и определяет национальные особенности.

Архитектура любого народа неотделима от природного окружения. Разве можно себе представить, например, дагестанский аул на равнине или русскую деревню в горах? Рельеф местности влияет не только на планировку и внешний облик селения города, но и на тип отдельных зданий. Так, например, распространение в горных районах Дагестана двухэтажных жилых домов во многом объясняется тем, что в условиях крутого рельефа значительная часть первого этажа оказывается неудобным для жилья, поэтому в нем, как правило, располагаются хозяйственные помещения.

Рельеф горных районов Южного Дагестана повлиял и на особенности восприятия застройки аулов и отдельных сооружений, и на их объемное решение, и на ярусность композиции селений. Аулы можно видеть с самых различных точек зрения (сверху, снизу, с другой стороны ущелья и т. д.), причем постройки воспринимаются обычно не силуэтно, а объемно. Это не в последнюю очередь повлияло и на отношение к форме завершения зданий. Плоская кровля, придающая прямоугольную геометричность (кубичность) постройкам, хорошо контрастирует с природным окружением. Она определяет ступенчатость композиции всего аула, для которого характерна ярусность построения. Эта ярусность не только чисто композиционная особенность, она связана и с вертикальным зонированием застройки. Если рассматривать издали «фасад» аула, расположенного на склоне горы, то условно можно выделить такие вертикальные зоны размещения отдельных типов сооружений. Внизу расположены мосты через горные речки, выше — родники и кладбища, затем — оборонительные стены и башни, над ними — ряды жилой застройки, в центральной части которой выделяется крупное здание мечети (часто с минаретом), непосредственно над аулом расположена цитадель (крепость, башня), на окружающих аул отрогах — пиры и мавзолеи. При этом оборонительные башни и минареты композиционно связывают по вертикали несколько ярусов застройки.

Планировка помещений, размеры оконных проемов, устройство лоджий, эркеров и балконов зависят и от таких природных условий, как освещенность. Освещенность определяет в то же время условия зрительного восприятия сооружений и архитектурных элементов: на Севере в условиях рассеянного освещения и облачного неба большое значение имеет силуэтное восприятие сооружений; на юге глубокие и четкие тени хорошо подчеркивают даже небольшие детали и плоскостную резьбу,— именно такая резьба и характерна для лезгинской архитектуры. Колорит природного окружения также сказывается на использовании цвета и цветовых соотношений в архитектуре.

Значительную роль в формировании национальных особенностей архитектуры, особенно в народном зодчестве, играет профиль хозяйства (охота, рыболовство, животноводство, земледелие, садоводство) и зависящий от него образ жизни народа (оседлый, кочевой, полукочевой). Эти условия оказывают часто решающее влияние на тип поселений, на планировку, конструкции и внешний облик жилых и хозяйственных построек. Так, с отгонным овцеводством связано появление такого характерного для Лезгинистана типа поселения, как казмаляр, а различие сельского хозяйства в предгориях и в горах привело к различной организации жилищно-хозяйственного комплекса (земледелие — крытый двор, скотоводство — строительство хлевов и сараев для сена).

Архитектура испытывает также влияние технических и художественных традиций местных промыслов и ремесел; важны также местные приемы обработки строительных материалов. Это особенно характерно для народного зодчества, где местные промыслы тесно связаны с кустарными методами строительства общими традициями и приемами.

Особенными местными условиями, воздействующими в течение определенного исторического периода, являются специфические черты исторического развития нации, характерные именно для данного народа и оказывающие определенное влияние на формирование национальных особенностей архитектуры.

Сюда относятся, например, такие социально-экономические особенности, как конкретные формы государственности, влияющие на выработку типов общественных зданий, войны и союзы с другими народами и т. д. Для формирования национальных особенностей архитектуры данного народа не безразлично также, с какими из соседних народов в ту или иную эпоху было наиболее развито у него культурное общение и в какой степени в этот период была развита и своеобразна архитектура этих соседних народов. По отношению к лезгинской архитектуре можно отметить влияние азербайджанской архитектуры, а также архитектуры других народов Дагестана и Кавказа в целом. В то же время сама лезгинская архитектура влияла на строительство в аулах соседних народов.

Влияние более передовой культуры другого народа бывает, как правило, плодотворно, и культура, подвергшаяся такому влиянию, не теряет своей национальной самобытности. Если это влияние совершается не насильственным путем и не связано с подавлением своеобразия культуры, оно способствует ее расцвету и появлению новых самобытных черт. Однако нельзя не учитывать и влияния культуры завоевателей, особенно, если их культура находится на более высоком уровне (например, влияние арабской культуры на развитие культуры Дагестана после завоевательных походов арабов в VII и VIII вв.).

К особенностям исторического развития народа относятся и конкретные формы исповедуемой им религии, а также насильственное распространение или добровольное принятие новой религии, выработанной в других условиях. Религия несла с собой новые традиции и ограничения, новые типы культовых сооружений. Если сравнить, например, находящиеся почти в одинаковых природно-хозяйственных условиях горные районы Грузии и Дагестана, то можно заметить, что религиозные различия (христианство в Грузии и ислам в Дагестане) оказали известное влияние на национальное своеобразие архитектуры их народов. Так, в Дагестане были широко распространены такие типы культовых сооружений, как мечеть, минарет, мавзолей, а в Грузии — церковь, монастырь. Эти типы культовых сооружений, хотя и принесенные в свое время извне в архитектуру этих народов, вместе с новой религией, имеют вместе с тем свои национальные особенности и в известной степени влияют на жилую архитектуру и на архитектурный декор (запрет в мусульманской религии изображать человека — отсюда развитие орнаментальной резьбы и т. д.).

Единичными, относительно кратковременно действующими условиями, влияющими на формирование национальных особенностей архитектуры, являются различные случайные и субъективные факторы. Например, своеобразие творчества того или иного зодчего. Архитектура любого народа (особенно народное зодчество) характеризуется преемственностью функциональных, конструктивных и композиционных приемов, архитектурных форм и деталей, выработанных трудом многих поколений.

Однако отдельные наиболее талантливые архитекторы часто ломают старые традиции, создавая новые приемы и формы. Их лучшие достижения закрепляются традицией, входя неотъемлемой составной частью в архитектуру данного народа. Это неистощимый родник народного гения, непрерывно пополняющий зодчество каждого народа новыми самобытными чертами.

Иногда такие «новшества» в архитектуре могут появиться лишь под влиянием личного вкуса строителя или заказчика, и впоследствии даже при самом тщательном исследовании не удается найти закономерных причин появления данной черты национального своеобразия архитектуры. Это говорит о том, что в формировании национальных особенностей архитектуры, кроме объективных и закономерных факторов, участвуют и субъективные и случайные факторы. Именно своеобразием таланта отдельных народных мастеров можно объяснить формы художественно обработанных деревянных деталей, характерные, например, для ряда горных лезгинских селений — Кара-Кюре, Хрюк и др.

В национальной культуре проявляются особенности психического склада нации (национального характера), который вырабатывается из поколения в поколение в результате неодинаковых условий существования и своеобразия местных условий.

Местные условия (общие, особенные и единичные) в сочетании, характерном только для данного народа, влияют на сложение национальных особенностей архитектуры, которые в свою очередь наряду с местными условиями способствуют выработке у народа определенных вкусов, представлений и критериев оценки произведений архитектуры.

Национальный характер нельзя рассматривать как нечто неизменное, раз навсегда данное. Психический склад нации изменяется вместе с изменениями социально-экономических и других условий жизни народа, отражением которых он и является. Поэтому к творческому освоению национального культурного наследия надо подходить осторожно, ибо далеко не все, что было создано в прошлом и что сохраняет объективную художественную ценность, отражает черты современного психического склада нации.

Особое внимание в этой связи необходимо уделять изучению народного зодчества, которое, обслуживая широкие массы людей любой нации, в каждый данный момент более полно, чем памятники архитектуры многовековой давности, отражает современный национальный характер народа.

Национальный характер нельзя рассматривать и как нечто физиологическое, присущее человеку от рождения. Особенности психического склада нации зависят прежде всего от условий жизни народа, формируются окружающей обстановкой. Следовательно, общность психического склада людей одной национальности зависит не столько от их племенной близости, сколько от одинаковости условий, в которых они живут.

В процессе исторического развития в архитектуре того или иного народа были выработаны свои конструктивные и планировочные приемы , закономерности объемно-пространственной композиции, свои архитектурные детали и т. д., которые в свою очередь повлияли на представления людей данной нации об архитектуре. Следовательно, не только местные условия и сформировавшийся под их влиянием национальный характер влияют на становление национальных особенностей архитектуры, но и сами эти особенности архитектуры, появившись под влиянием тех или иных местных условий, формируют и психический склад нации, что проявляется и в своеобразии восприятия масштабности зданий, тектоники, колорита и др., т. е., если можно так выразиться, в «национальном вкусе» при оценке достоинств произведений архитектуры.

Разумеется, каждая из черт национальных особенностей архитектуры имеет свои рациональные истоки, но с течением времени она стала привычной и ее роль уже не сводится к ее рациональным корням. Здесь так же, как и при восприятии языковых идиом, действует «потухшая» образность. Национальные особенности органично влияют на процессы творчества и восприятия тогда, когда их не замечают, не акцентируют на них внимания, а это возможно лишь в том случае, если архитектор и потребитель глубоко чувствуют своеобразие своего родного искусства.

Полноценное восприятие эстетических качеств произведений архитектуры предполагает не только наличие у воспринимающего развитого художественного вкуса, но и предъявляет целый ряд других требований. Так, например, необходима определенная широта вкуса и знакомство с искусством данного народа, чтобы правильно оценить художественные достоинства, в частности, произведений народного зодчества. Необходимо также знать и особенности функционального использования зданий и их конструкций и т. д. Короче говоря, надо, оценивая художественные достоинства архитектуры того или иного народа, учитывать тот критерий оценки, который существует у его непосредственных потребителей, гак как каждое произведение архитектуры создается в определенных исторических, социальных и национальных условиях. Причем архитектор или народный мастер-строитель, создавая архитектурное произведение, исходит из художественных требований и эстетических критериев своих современников.

В работах по истории архитектуры это существенное обстоятельство часто не учитывается, когда дается оценка произведений архитектуры далекого прошлого или другого народа. Рассмотрим на ряде примеров из лезгинской народной архитектуры, к чему может привести недооценка местных особенностей восприятия художественного облика построек.

Выше уже говорилось о том, что композиция интерьера кунацкой рассчитана на точку зрения сидящего на полу человека. Однако, чтобы полноценно воспринимать такой интерьер, совсем недостаточно просто сесть на пол. Необходимо, чтобы воспринимающий ощущал естественность своей позы, т. е. чтобы он привык сидеть на полу. Но городскому человеку мешают и привычка ощущать пол как поверхность, по которой только ходят, и целый ряд ассоциаций, связанных с назначением отдельных элементов оборудования жилых комнат. Так, часто в интерьерах кунацких лезгинских домов, где все осталось по-старому, стоит у стены стол, на котором лежат книги, стоит приемник и т. д., а стульев в комнате нет, так как сидят (и едят) все равно на полу. И вот в таком помещении, где единственной мебелью является стол, городскому человеку, привыкшему смотреть на стол сверху, трудно непринужденно чувствовать себя, сидя на полу, так как все время помнишь, что за столом обычно сидят и что находишься где-то ниже воображаемой плоскости, делящей комнату на «низ» и «Верх». Местные же жители не ощущают такого неудобства.

Другой пример. В городском строительстве архитектор, стремясь придать особую монументальность зданию, часто облицовывает его фасад «рваным» естественным камнем. Такое здание в городе зрительно производит впечатление монументальности и повышенной прочности по сравнению со зданиями, стены которых имеют обычную гладкую облицовку. Поэтому многим впервые попавшим в горные районы Дагестана, как правило, жилые дома, сложенные из необработанного камня, кажутся более «монументальными», они производят впечатление более «крепких» по сравнению с домами из тесанного камня. Но на горцев дом из необработанного камня отнюдь не производит впечатления монументального и тем более крепкого. Они знают, что кладка его стен не отличается большой прочностью, так как камни не подогнаны один к другому и связаны лишь глиняным раствором. Наоборот, дом из тесанного камня, который городскому жителю кажется чем-то «нетипичным» для аула, для горца наоборот представляется олицетворением прочности и монументальности.

Сложности восприятия эстетических достоинств произведений дагестанской народной архитектуры обнаруживаются и в оценках масштабности композиции жилого дома. Как известно, восприятие реальных размеров здания во многом зависит от наличия в его композиции таких элементов, размеры которых соизмеримы с человеком — двери, окна, высота этажа и т. д., причем размеры этих элементов в городской архитектуре являются даже известным масштабным модулем, к которому привыкает каждый человек. Если с таким городским привычным модулем подходить к оценке масштабности жилых домов Южного Дагестана, то обнаруживается, что многие дома кажутся крупнее, чем они есть на самом деле, особенно если рассматривать их с относительно большого расстояния и если вблизи дома нет в данный момент объектов, которые могут помочь правильно оценить его реальные размеры (люди, животные, предметы быта и т. д.).

Возникает соблазн приписать этот эффект увеличения зрительных размеров дома сознательному стремлению народных мастеров сделать дом более «монументальным». На деле же оказывается, что в дагестанской архитектуре существует свой масштабный модуль, к которому местные жители привыкли,— двери, окна и высота этажей в дагестанских домах значительно меньше, чем в городских. Но даже осознав это, трудно все же сразу отделаться от впечатления «монументальности», которое оставляет «типовой» табасаранский дом XIX в. Городскому человеку, привыкшему к иному масштабному модулю, зрительно такой дом все равно кажется более крупным и за счет формы своих окон, и за счет горизонтальных членений, и особенно за счет «величественного» портала с арочным проемом, высота которого на деле оказывается немного больше 1,5 м. Местные же жители не воспринимают дом более крупным, так как они, например, прекрасно чувствуют реальные размеры входного портала, в который надо входить согнувшись.

Вот из таких нюансов восприятия художественного облика здания, связанных с глубоким пониманием и значением его функции и конструкции, и складываются национальные особенности критерия эстетической оценки произведений архитектуры.

Говоря о самобытности лезгинской народной архитектуры, необходимо особо подчеркнуть сложность условий, в которых она развивалась. Лезгинские районы Дагестана различны в природном, хозяйственном и климатическом отношениях и никогда в прошлом не составляли единого политического целого. Это, конечно, во многом усложнило развитие народного лезгинского зодчества и, в частности, помешало созданию единого типа жилого дома, единых конструктивных и художественно-композиционных приемов. Поэтому даже в период расцвета лезгинской архитектуры прошлого, во второй половине XIX в., фактически имелось несколько различных «архитектурных школ», отличающихся друг от друга планировочными, конструктивными и художественными приемами. Так, саманная архитектура нижних предгорий существенно отличается от архитектуры горных районов, которая в свою очередь сама делится на несколько местных «школ».

Однако в лезгинской народной архитектуре можно выделить основную линию развития, которая во многом и определила самобытность планировочных и конструктивных приемов и художественную ценность лезгинского народного зодчества.

Сравнивая достижения лезгинских народных мастеров-строителей того или иного района, той или иной группы селений, можно без труда заметить, что наибольшую ценность представляют произведения мастеров ахтынских селений [Эти территории, по-видимому, и были местом сложения лезгинской народности, откуда, лезгины расселились в предгорные районы Дагестана и Азербайджана (С.С. Агаширинова. Поселения лезгин.., стр. 236).] (Ахтынский и Докузпаринский районы). Эти селения меньше подвергались нападениям иноземных захватчиков, не подчинялись власти соседних феодалов, издавна входили в национальные политические образования — Самурские «вольные общества» (Ахты-Пара, Алты-Пара, Докуз-Пара) — и были расположены на компактной, однородной в природном, хозяйственном и климатическом отношениях территории.

Архитектура лезгинского жилого дома прошла сложный путь развития. В середине XIX в. в результате социально-экономических изменений был создан новый тип жилого дома. В это же время сложились и все основные конструктивные и художественные приемы лезгинской народной архитектуры того периода. Эти постройки представляют наиболее значительный интерес из всего наследия лезгинской народной архитектуры прошлого.

Большим достижением лезгинской народной архитектуры прошлого является создание типа жилого дома с лоджией.

Исключительный художественный интерес представляет архитектура интерьера кунацкой этого жилого дома, которая не имеет аналогий в зодчестве других народов Кавказа и является одним из самых замечательных и самобытных достижений лезгинской народной архитектуры.

Народные лезгинские мастера создали замечательное искусство художественной обработки дерева, которое входит ценным вкладом в сокровищницу культурного наследия народов Дагестана. В лезгинской архитектуре были выработаны в XIX в. такие ценные в художественном отношении архитектурные элементы, как деревянный «ордер» лоджии жилого дома, резной портал, конструктивно-декоративная система перекрытия интерьера, внутренние резные столбы мечетей, орнаментальная резьба по дереву.

Особого внимания заслуживает то обстоятельство, что лезгинские мастера умели создавать высокохудожественные архитектурные элементы, затрачивая минимум художественных средств, но распределяя их в самых ответственных местах. Отсюда то впечатление логичности, простоты и тектоничности, которое производят памятники лезгинской народной архитектуры, чему во многом способствует и умеренное применение орнаментальной резьбы.

Больших успехов достигли народные мастера и в искусстве умелого сочетания в одной постройке различных строительных материалов (самана, камня, дерева) и конструктивных систем (арки, деревянного столба).

На примере лезгинской народной архитектуры хорошо видно, какое большое, определяющее влияние оказывают социально-экономические условия на развитие народного жилища.

Пережитки патриархально-родовых отношений привели к появлению в прошлом типа дома для большой семьи с общим жилым помещением и единым хозяйством. Взаимоотношения жителей горных селений при наличии пережитков патриархально-родовых отношений, общность интересов при защите родного аула от нападения врагов, слабое имущественное расслоение и т. д. оказывали влияние и на архитектурный облик жилого дома того времени: дом снаружи представлял собою суровую, крепостного характера, постройку, и лишь интерьер его жилой части приобретал характер жилья.

Распад патриархально-родовых отношений, рост имущественного неравенства привел к выработке нового типа дома для отдельной хозяйственно самостоятельной семьи (малой семьи), а рост культуры под влиянием города способствовал дальнейшей дифференциации помещений жилого дома. Имущественное расслоение горного аула и появление новых отношений между его жителями, основанных на экономической зависимости беднейшей части горцев от местных богатеев, оказали большое влияние на архитектуру жилого дома, внешний облик которого начинает отражать имущественное положение своего хозяина. Новые требования, предъявленные к народным мастерам-строителям, привели к развитию трудоемкого искусства художественной обработки дерева, оплачивать которое были в состоянии лишь зажиточные слои горцев. Появляются уникальные по своей художественной ценности постройки с обилием резных деревянных деталей.

Лезгинская народная архитектура (прежде всего в области строительства жилищ) на протяжении веков накопила богатейший опыт учета местных климатических условий, быта, использования местных строительных материалов и т. д. Однако, высоко оценивая достижения народных мастеров, нельзя забывать, что расцвет лезгинского народного зодчества в прошлом был связан с низким уровнем развития строительной техники (с ремесленным трудом) и что ему присущ консерватизм.

По мере распространения на селе современных методов строительства в сельской архитектуре постепенно сужается, а в дальнейшем еще больше будет сужаться сфера использования фольклора. Это процесс, безусловно, прогрессивный, и не следует его искусственно затормаживать, стремясь «возродить» отдельные традиционные приемы. Лишь недостаточным внедрением новой строительной техники в сельскую архитектуру Дагестана объясняется сохранение там кустарных методов строительства.

Разумеется, в отдельных случаях и сейчас в горных районах Южного Дагестана могут создаваться (и создаются) местными мастерами интересные произведения народной архитектуры, однако, художественная ценность таких построек во многом зависит от характера использования местных (узких) традиций (т. е. от степени их фольклорности) и в конечном счете связана с кустарными методами строительства.

Расцвет лезгинского народного зодчества был обусловлен в прошлом как определенным уровнем развития строительной техники, так и определенной ограниченностью эстетического критерия.

Это отразилось не только в конструкциях сооружений и в их функциональных особенностях, но и в примерах архитектурной композиции зданий и характере художественной обработки деталей.

Разве возможны при современном уровне строительной техники многие приемы народного зодчества? Конечно, нет. Но опыт народных мастеров учит искусству использовать реальные возможности и местные условия, выявлять потенциальные художественные возможности, казалось бы, простейших функциональных и конструктивных решений.

поддержать Totalarch

Добавить комментарий

CAPTCHA
Подтвердите, что вы не спамер (Комментарий появится на сайте после проверки модератором)