В Галиции * мне довелось быть четыре раза.

[Именно в Галиции, а не в Галичине, как эту страну теперь становится принятым называть; Галичина — это собственно лишь Восточная часть страны, носившей название „Галиция и Лодомерия с вел. кн. Освенцимским и Заторским“ (в XIII в. управлявший (из Галича) король (венгерец) Коломан назывался: „galitiae, Lodomeriaque Rex“). Считать Галичиной и область, занятую Краковом и т. п., как это сделал автор недавно вышедшей брошюры г. Лагова „Галичина“, будет неточным. Понятия — Галичский или Галицкий и Галицийский — должны быть различаемы.]

В первый раз — в 1902 году, во время моей первой заграничной поездки. После объезда почти всех главнейших (в художественно-историческом отношении) городов 3. Европы, после осмотра многих памятников Италии, помню, в самом конце путешествия, я заехал в Краков.

Казалось, увиденные мною, и притом впервые, архитектурные образцы средневековья в Германии, богатейшие соборы и замки Франции, сладчайшие линии дворцов и вилл Италии, — должны были впоследствии заглушить совершенно впечатления, полученные в бывшей столице Польши.

Однако, даже сравнение с лучшими образцами храмов и иных построек Милана, Кёльна, Вены, Брюсселя и т. д. — не убавило силы этого впечатления. И своеобразие некоторых форм („Barbakan“) и красок (красно-кирпичные стены, черно-зеленые крыши средневековых башен, костелов, каплиц), печальные, тихие, пустынные улицы Кракова, обратившегося из столицы в обыкновенный, провинциальный город, наконец, почти полное отсутствие новых зданий, напротив, столь значительно способствовало получению сильных зрительных впечатлений и переживаний, что Краковские воспоминания, потом, много лет спустя, даже покрывали собою, полученные от пребывания в каком-либо Франкфурте, не говоря уже о Лейпциге, Майнце или Лионе, где рядом с чудесной стариной (у площади Ратуши или по соседству с собором) — находятся огромные дома, блестящие магазины, фабрики, нарушающие цельность образов...

Второй раз в Галиции я был в 1907 году, позднею осенью также на обратном пути из Италии, после двухлетнего пребывания в разных местах 3. Европы.

Почти годичный период изучения старины Парижской, жизнь во многих городах Италии (преимущественно севера ее), особенно в окрестностях Генуи, Венеции и Швейцарии (Лозанна, Берн) не остановили моего желания посетить еще раз так сильно заинтересовавший меня Краков. Но перед посещением его, для несомненности будущей проверки, я умышленно заехал в Нюрнберг и Прагу, чтобы убедиться в том, насколько Краковские памятники померкнут (как я предполагал), по сравнению с прелестной колоритной стариной Праги или мрачной, черно-красной, но сильно экспрессивной средневековой образностью Нюрнберга.

Но ни Burg последнего, ни мягкого, желто-фиолетового тона стены башень и мостов, ни даже „Градшин“ Праги не помешали мне вновь воспринять интересность памятников Кракова. По-прежнему произвели на меня сильное впечатление и Сукенницы, и костел Св. Марии, как и раньше, много исторических воспоминаний вызвали и еще больше эстетического наслаждения доставили мне формы, массы и силуэт дворца на Вавеле.

На этот раз я не ограничился, однако, посещением Кракова и заехал еще в некоторые ближайшие города — Баранов, Беч, Кросно, Виснич, а по дороге ко Львову, — что было очень удобно при обилии поездов, — я останавливался на несколько часов в Тарнове, Ржешове, Ярославе и Пржемысле, ограничиваясь, правда, лишь осмотром главнейших памятников и исполнением только путевых набросков (о чем теперь, конечно, я очень жалею).

Львов, сперва поразил меня своей новизной и богатством (старина его не разбросана по разным концам города, но как-то попряталась среди огромных новых домов), особенно после Кракова, города грязноватого, переполненного бедными евреями и лишенного комфортабельных, современных гостиниц, хороших магазинов и т. п.

Однако, на другой же день ознакомления с некоторыми постройками Львова, последние меня столь заинтересовали, что я, не имея тогда больше времени, решил в следующий проезд через Галицию непременно заехать еще раз во Львов и осмотреть его окрестности.

Возвращаясь снова из-за границы в 1911 году (на этот раз уже летом, и опять направляясь в Киевскую губернию), я посетил Львов вторично и не ограничился осмотром его построек, а проехал и в Бугач, и в Жолкев, Бельз, Самбор, Ходоров, Галич, Подгорцы, Сокаль и некоторые иные, попадавшиеся по дороге, городки (Злочев, Олеско). Сообщение с ними удобное. Лишь в Подгорцы пришлось ехать на лошадях от Злочева. Все другие города, как и Тарнополь (до Збаража на лошадях), я посетил, делая остановки, по железной дороге.

В попутных деревнях попадались старинные, деревянные церкви. Многие из виденных мною принадлежали к числу довольно типичных, хотя самых типичных и лучших образцов этого рода строительства мне, к сожалению, так и не довелось увидеть (напр., церкви Угорской Руси, церкви, находящиеся в стране Лемков, Бойков, Гуцулов и т. п.).

Наконец, последний раз, в 1914 году, возвращаясь снова из Италии в последних числах июня (по нашему стилю), когда в воздухе уже чувствовалось дуновение войны, поезда от южной границы Австрии были наполнены военными, ехавшими куда-то к нашей границе „для лагерных сборов и на маневры“ (это было уже после убийства эрцгерцога Франца-Фердинанда), я должен был остановиться (не было поездов), правда, всего на один день, во Львове. В этот раз я сделал несколько набросков с понравившихся мне прежде, главным образом, „барочных“ построек (Св. Юр, костел о. о. Доминиканцев).

Как всю дорогу от самого Кракова до Львова, так и приближаясь к самой границе (путь лежал на Броды), я просидел в вагоне-ресторане и любовался прелестным пейзажем страны. В широкое зеркальное окно вагона я смотрел на зеленые холмы, поросшие лесами, на села и речки быстрые... Благоденствия, казавшегося таким установившимся для этой страны, ничто не нарушало! Стада скота и пастухи при них, в национальных, ярких, живописных костюмах, белые костелы и восхитительные серые, поросшие травой и мохом, деревянные церкви, как грибы, вырастающие в чаще леса — мелькали все время перед глазами. Тянулись пашни, далеко к горизонту убегали аллеи тополей, дорог почтовых, и вились ленточки шоссе... Тенистые сады усадеб, дворцы и крепости средневековья, руины — попадались очень часто. Какая благодатная страна... — Теперь?

Но удовольствие отравляли австрийские офицеры, фатоватые, красивые, в голубых мундирах, в высоких кэпи, все время курившие душные сигары и возмущавшие меня своим типом, столь чуждым этим тихим далям; рядом с музыкальностью, которою исполнены были ритмические линии силуэта холмов, так чудесно вырисовывавшихся на фоне потухающего неба, хотелось видеть иных людей, иные лица, иные одеяния...

Ко времени первого моего заезда в Краков относятся и первые работы, исполненные акварелью, правда, еще очень условно, даже наивно, но зато не без соблюдения некоторых графических данных. Работы эти, выполненные в красном, черном и золотом тонах, были многочисленны и мне кажется теперь, по сравнению с последними рисунками, заключали в себе больше своеобразного понимания старины Кракова и больше личного характера выполнения, нежели позднейшие, опубликованные здесь, рисунки.

К сожалению, часть этих рисунков, выставленная в „Салоне“ (в 1909 г.), в редакции „Аполлона“ (в 1910 г.) и в Киеве, в Городск. музее (в 1911 г.), была потом мною пожертвована „польскому кружку учащихся в архитектурных учебных заведениях“, ныне уже не функционирующему и, к сожалению, мне неизвестно куда препроводившему материалы, собранные в его библиотеке...

Равно как и проданными с выставок вещами мне не пришлось воспользоваться теперь, при издании этого альбома: все старания мои в этом направлении еще с осени 1914 года не увенчались успехом. Ни на одно мое письмо в редакции петроградских газет никто из собственников не ответил мне в то время, как я просил только на 1—2 дня воспользоваться оригиналами для изготовления клише. Быть может, многие собственники и не знают, каков сюжет находящихся у них картин (каталог затеряли!), а, может быть, есть даже такие, которые забыли, чей оригинал у них находится?

Рисунки второй моей поездки по Галиции состояли всего из нескольких страничек альбомных, путевых набросков, которые, однако, теперь мне очень пригодились, дав возможность уже по ним сделать увеличения и повторения, исчезнувших или неизвестно где находящихся, рисунков.

Третья поездка была наиболее плодотворной. Удалось сделать несколько десятков зарисовок в дорожном альбоме, прокладывая однако их слегка наиболее характерными тонами, поскольку это можно было конечно сделать „на ветру“, стоя, или даже сидя, на походном стульчике, с маленьким ящиком акварельных красок в руках, и, во всяком случае, всегда торопясь.

Эти рисунки главным образом и входят в настоящее издание. Некоторые, наиболее законченные, — выработаны мною уже дома, причем, конечно, приходилось пользоваться (кто же мог предугадать ту необходимость, которая окажется именно в этих рисунках) фотографическими изображениями деталей зданий (хотя бы с других точек зрения), находимых мною в разных изданиях.

Как сильно и неоднократно жалел я, что со мною не было в первые три поездки хотя бы ручной фотографической камеры! Такие снимки теперь особенно пригодились бы.

Четвертое посещение Галиции (только Львов) — дало мне несколько рисунков более или менее законченных; некоторые из них были изданы в 1914 г. Евгениевской Общиной Сестер Милосердия Красного Креста в открытках, а также воспроизведены в „Аполлоне“ (№№ 1 и 2, 1915 г.).

Лишь некоторые из напечатанных здесь рисунков помещены были в журналах: „Лукоморье“, „Голос жизни“, „Летопись войны 1914—1915“ и „Отечество“.

Большая часть работ, таким образом, относится к разному времени на протяжение более десяти лет (1902—1914 гг.), почему и в характере выполнения эти рисунки значительно разнятся.

За этот недостаток, надеюсь, читатель простит меня: пришлось собрать все имеющееся под руками. При той скудности материалов, которые сейчас имеются по Галиции, каждый дорожный набросок (даже заведомо не лишенный недостатков выполнения или точности передачи деталей) становится все-таки нужным и ценным. Лучше дать хотя бы помощью не совсем совершенного, но однако наглядного рисунка представление о том или ином сооружении, чем не дать совсем никакого изображения и ограничиться описанием текстуальным!

Теперь о характере этого текста. Мог ли он быть иным? Конечно, при подобных случайных условиях посещения и обзора старинных памятников, т. е. без определенной научной цели и стремления дать полное обследование одного из них, — он иным быть и не мог. Пришлось собрать имевшиеся в путевых книжках заметки и пополнить их сведениями, полученными мною в научных изданиях, находящихся в библиотеках Академии Наук и Академии Художеств.

Здесь считаю своим приятным долгом выразить мою глубочайшую признательность хранителям Славянского отдела библиотеки Императорской Академии Наук, столь любезно, предупредительно и доверчиво относившимся к моей работе и снабжавшим меня рядом сведений о разных книжных источниках — гг. Э. А. Вольтеру и С. С. Лисовскому; приношу также благодарность хранителю библиотеки Императорской Академии Художеств Э. А. Шульцу, предоставлявшему мне право перелистывать папки чертежей богатейшего собрания Польского Короля Станислава Августа.

В общем получился материал, состоящий почти из шестидесяти рисунков и небольшого количества (140) страниц текста.

На строго-научное значение труд этот вовсе не претендует. Никаких новых данных и открытий в области объяснений по истории возникновения, построения тех или иных памятников архитектуры, — книга эта отнюдь не заключает.

Правда, высказываются общие выводы и суждения о типах (и о характере) местного строительства, но они имеют скорее значение личных впечатлений о некоторых из них.

Так как я надеюсь, что рисунки могут, все-таки, лучше текста передать мои впечатления, то в тексте я умышленно сократил большое количество возможных описаний, предоставляя говорить вместо них наглядным изображениям самих памятников. В тексте даны, однако, с возможною полнотою, — принимая во внимание небольшой общий объем очерка, — проверенные сведения о постройках; этим сведениям предназначается служить руководящим подспорием при общих описаниях Галиции, но несмотря на все это, я надеюсь, что в ряду других, очевидно, подготовляющихся к изданию русскими учеными, трудов по истории памятников старины Галиции, мой „очерк“, все-таки, займет не большое, но определенное место, ибо хотя это не „материалы по истории архитектуры Галиции“, но книга, которая может дать представление о давнем строительстве всего края, т. е. о „Галиции в ее старине“.

Еще два объяснительных слова в предупреждение возможного недоумения по поводу того, почему в обзор собственно галицийских памятников включены некоторые постройки городов, не входивших за последнее время в границы (политические) собственно Галиции.

Дело в том, что Австрийская Галиция составлена была из отдельных частей. Сюда вошла и территория Краковского воеводства и Русское и Перемышльское воеводства и часть Сандомирского (другие части его вошли в состав Царства Польского — нынешняя Келецкая губерния). Таким образом памятники старины одного типа, когда-то находившиеся в одном воеводстве, оказались рассыпанными на территории разных государств. Но для истории архитектуры и стилей одного народа, совершенно не существенны будут позднейшие границы политические, тем более, что теперь, как раз, они могут оказаться, ведь, значительно измененными и даже оказались уже частью передвинутыми. Но в свое время, все описанные здесь замки, костелы и т. п. сооружения находились в одном государстве, причем находились в его пределах в течение 400 лет, почему и наследие архитектурное, хотя бы на разных концах одной страны (где-либо в Сандомире и в Бучаче) было объединено одним характером. Но если мы вспомним об общих влияниях вкусовых, о деятельности зодчих одних и тех же (например, краковских), то, конечно, станет ясным, почему неизбежным являлось, говоря о костелах готических, находящихся в районе Западной Галиции — коснуться (для сравнения) и костелов, находящихся хотя бы в нынешней Келецкой губернии; почему, говоря о Вавеле, о ренессансно-барочных домах Львова, о каплицах и дворцах ренессансных — пришлось указать вообще на лучшие польские постройки этого периода, хотя бы даже находящиеся в Люблинской губернии (Казимерж); почему, восхищаясь барочными сооружениями Яна де-Витте, надо было хотя бы привести перечень названий построек этого зодчего в Подолии, и даже на Волыни и, наконец, почему, указывая на тип ратуш XVI—XVII века в Галиции, нельзя было не описать и ратуши Сандомира, тем более, что именно такие города как Сандомир, Гусятын, Бендин, Мехов и др. находятся почти на самой границе России. Вот поэтому некоторые из польских, иллюстрирующих полное развитие в крае того или иного стиля или творчества мастера, памятников — не только описаны в тексте, но даже представлены иллюстративно.