Введение

Три исторических явления способствовали тому, что во второй половине XII века во Франции одна область за другой соперничали в строительстве храмов: крестовые походы, постепенное освобождение сервов и возникновение городских коммун. Первый крестовый поход напоминал давние времена переселения народов. Разоренное, измученное крестьянство (движению предшествовали неурожаи, повторявшиеся в течение нескольких лет) поверило, что в Палестине его ожидает обетованная земля. Проповедники не жалели красок для ее описания. Бросая все работы и все свое имущество, крестьяне целыми семьями устремлялись на восток. Как известно, почти все они погибли в пути. Как ни был печален этот исход, стремление крестьян изменить свою жизнь и попытка это осуществить свидетельствовали о том, что в них проснулись какие-то живые силы, совсем приглушенные неурядицами X века. Более организованные войска узнали и победы и поражения, больше поражений, чем побед. Но они познакомились с культурой Византии и культурой мусульманской, увидели, как широк и разнообразен мир, и принесли вести из этого мира домой, во Францию. Возвратившихся было немного, их встретили с торжеством, ведь 15 июля 1099 года Иерусалим был взят. Другая часть оставшихся в живых крестоносцев не вернулась на родину и быстро приспособилась к новым условиям жизни.

Постепенно владения крестоносцев в Сирии расширились на восток и на запад. С помощью итальянских республик они захватили приморские города. 30-е годы XII века были временем наибольшего расцвета отвоеванных в Азии территорий. В 40-х годах XII века их размеры начинают сокращаться. В 1187 году египетский султан Саладин завоевывает Иерусалим. Взятие мусульманами Аккры в 1291 году было концом западноевропейских поселений на Ближнем Востоке.

В политическом отношении после первого крестового похода выиграла теократия. Но и народ Франции почувствовал некоторое облегчение, ибо мелкие междоусобные войны феодалов были частично приостановлены. Сеньеры и прежде всего французский король почувствовали, что от вконец разоренного крестьянства им не получить доходов, и постепенно было начато частичное освобождение сервов. Решившие пахать пустопорожние земли пользовались льготами, облегчавшими бремя налогов. Француз- скис короли начали свою собирательскую деятельность, беспрерывно борясь с мелкими феодалами. Они поощряли возникновение новых городов, давая им привилегии. Естественно, что в этой борьбе и крестьяне и горожане были на стороне королевской власти, а та, в свою очередь, нуждаясь в деньгах для оплаты наемных войск, готова была поддержать движение горожан, стремившихся освободиться от произвола сеньеров, чаще всего церковных, с помощью денег или восстания. Политика королей по отношению к коммунам была сложной. Они не терпели их на территории своего домена, но готовы были их поддержать в сеньериях, более отдаленных. Это было одним из средств ослабить могущество феодалов. В течение XII века облик Франции, прежде всего центральной, сильно изменяется. Срыты многие башни, много церквей сгорело, и на их месте строятся новые. Французские ученые XX века опровергали теорию! возникновения французских готических соборов, выдвинутую Э. Виолле ле Дюком, который считал, что они родились вместе с коммунальной свободой и были не столько храмами, предназначенными для отправления культа, сколько общественными зданиями, местом совещаний для горожан.

Теория Виолле ле Дюка не выдержала испытания временем, однако отбросить ее целиком также было бы ошибкой. Не только церковные, но и светские общественные силы были заинтересованы в создании храмов, привлекавших паломников, содействовавших торговому обмену, создававших атмосферу широкого общения, законной гордости процветанием своего города. Окрестные крестьяне также принимали участие в восстановлении и расширении местных святынь. Они всегда могли найти заработок на стройке в качестве подсобных рабочих.

Если мы обратимся к истории возникновения наиболее прославленных соборов, то убедимся в том, что они были построены как в городах, обладавших коммунальным устройством, так и в тех, которые довольствовались лишь некоторыми экономическими льготами, предоставленными им их сеньерами. К последним относятся Париж, Шартр, Тур, Труа, Невер. К городам, пользовавшимся большими привилегиями, относятся Мант, Бурж, Руан. К городам-коммунам—Лан, Бове, Амьен.

Долгая борьба за свободу Амьена закончилась победой горожан благодаря тому, что они были поддержаны королем Людовиком VI (1117).

Борьба за Ланскую коммуну была полна драматизма. Епископ Годри был ярким примером прелата, которого интересовали лишь война и охота, невежественного и жестокого. Сначала горожане откупились от него деньгами и деньгами же добились подтверждения своих вольностей от Людовика VI (1111). Вскоре все льготы были отменены (Годри заплатил Людовику больше, чем коммуна). В ответ горожане Лана восстали, убили епископа Годри и напали на дворян и клириков. Карательным королевским отрядом горожане были усмирены (1114). Только шестнадцать лет спустя коммунальный режим в Лане был восстановлен.

До какого ожесточения с обеих сторон, в особенности со стороны церкви, доходили враждующие партии, показывает история коммунальных беспорядков в Сансе. В 1146 году Людовик VII даровал жителям Санса коммунальную хартию. По ходатайству церковников три года спустя он взял ее обратно. Это вызвало беспорядки, во время которых виновный аббат и его племянник были убиты. После усмирения часть зачинщиков была сброшена с башни, часть привезена в Париж, где они были обезглавлены. События в Сансе интересны потому, что они совершились спустя девять лет после собора, осудившего Абеляра. Эти факты заставляют представить себе накаленность атмосферы в городах, где возводились первые готические здания.

Все перечисленные нами общественные изменения начала XII века подготовили расцвет французской культуры в середине и второй его половине. И в области чисто интеллектуальной это был период, когда были поставлены серьезные философские проблемы, еще не поглощенные всеобъемлющей схоластикой.

Не следует преуменьшать умственного развития человека, жившего в XII—XIII столетиях. Он был мало знаком с природой, его фактические знания (за исключением агрикультуры) были весьма ограниченны, но в создании общих идей, связанных с жизнью человеческого общества и познанием самого человека, это было время высокого подъема. В XII веке на Кавказе рождается поэзия Шота Руставели, в России создается «Слово о полку Игореве», во Франции в конце XI века слагается «Песнь о Роланде», как бы подводя итог отживающему господству военного строя общества, не поколебленных феодальных идеалов мужества и доблести. Несколько позже появляется провансальская поэзия, знамение нового времени. Расцвет провансальской культуры был недолог. Еще выше по силе раскрытия человеческой души надо поставить письма Элоизы к Абеляру.

В середине XII века еще не утратилось во Франции национальное разнообразие ее культуры. Еще существуют северные, южные и западные ее очаги. И, поскольку французский язык еще только вырабатывается, огромная роль в культурной жизни выпадает на долю пространственных искусств.

Владение латинским языком в его средневековом варианте находилось в руках людей, получивших образование. Поэтому, как ни велико значение относительно свободного обучения в нецерковных школах, все философские споры, оттачивавшие мысль и расширявшие кругозор, не выходили за пределы сравнительно узкого круга интеллигенции, тесно связанного с церковью, часто вынужденного стать в ее ряды.

Одним из наиболее ярких примеров невозможности освободиться от церковной опеки была судьба Пьера Абеляра.

Сфера пространственных искусств была бесконечно шире и разнообразнее. Их деятели выходили из народных слоев. Строительные мастерские, возникая и распадаясь, даже не покидая основного места своей деятельности, выдвигали множество квалифицированных мастеров, обладавших специальными знаниями. Они могли быть причислены к образованным людям своего времени. Воздвигая храмы, они отвечали стремлению народа выразить свое мироощущение. Вся жизнь того времени была проникнута религией, хотя ее понимание могло быть очень и очень разным. В широкой массе крепостного крестьянства были сильны языческие пережитки. Поэтому столь популярен культ святых и мощей, имевший колоссальное влияние на развитие изобразительного искусства. Сама церковь не могла верить в силу мощей столь грубо материально, но она использовала народные суеверия, и многие наиболее прославленные и совершенные храмы обязаны своим возникновением самым примитивным народным воззрениям. Достаточно привести в качестве примера соборы в Мане и в Шартре. В середине XII века уже ярко выражены направленные против церкви еретические выступления. Самой серьезной угрозой для нее были катары, которые старались заменить христианскую религию видоизмененным манихейством. Трудно найти социальные основы этой ереси. Сильно распространившаяся в Провансе, она охватывала все население, включая высшие слои феодального общества, и, жестоко преследуемая, стала как бы знаменем юга Франции против северян-завоевателей. То же можно сказать и о близком к катарам движении альбигойцев, более умеренном, не порывавшем с христианством.

Нет никаких известий о том, чтобы в распространении ересей принимали участие ремесленники-строители. Трудно предположить близость между людьми, воздвигавшими соборы, и еретиками, проповедывавшими реформу церкви, возвращение к апостольским временам. А в этом сходились все ересиархи. Ереси сильно распространялись в ремесленной среде, но главным образом ими были затронуты богатые корпорации ткачей. Мастера-строители и все, соприкасавшиеся с зодчеством, были захвачены совсем иными идеями и чувствами. Подчиняясь общему народному увлечению, они отражали в пределах церковной идеологии новое мироощущение, принимая красоту мира и утверждая в человеке его лучшее, возвышенное начало.

Подчиняясь руководству церкви в смысле догмы, строители были свободны и искренни в выражении чувств, воплощая в пластических образах свое понимание добра и зла.

Готика вырастала постепенно из романского стиля, преобразуя его почти незаметными на первый взгляд новшествами. В особенности она использовала все, что в романскую эпоху отклонялось от абстракции и приближалось к жизни и человеку.

В работе «Религиозное искусство XIII века во Франции» Э. Маль старался доказать, что скульптурные украшения собора, как и его витражи, составляли единое обдуманное целое, энциклопедию богословских знаний, почерпнутую из отправления культа и сочинений отцов церкви. Это ему удалось выразить достаточно убедительно, но он как бы сам не заметил того, как часто богословская и символическая оболочка давала возможность выразить современное глубоко человечное содержание, поскольку католицизм XIII века охватывал все стороны жизни. Если сравнить византийскую и древнерусскую иконопись с западноевропейской скульптурой и витражом, последние предстанут перед нами несравненно более светскими.

Тридцатые годы XII века были временем бурного роста французской культуры. Она развивается в самых различных направлениях, выдвигая разнообразные, ярко выраженные индивидуальности. Достаточно вспомнить, что Бернар Клервосский, Пьер Абеляр и аббат Сугерий были современниками. Мы так хорошо представляем себе их биографии и характеры потому, что они сами знали себе цену и откровенно высказывались в своих письмах и сочинениях, как бы желая не быть забытыми потомками. Такие личности никогда не стареют, и любая эпоха чувствует себя их современниками, несмотря на то, что их идеалы могут быть ей чужды. Убежденность, интеллект и энергичная деятельность заставляют относиться к этим людям с уважением. С ними можно вступить в общение. Бернар Клервосский, страстный политик, готовый все принести в жертву идее всемогущего господства церкви, рисуется темпераментным и умным человеком, бесконечно далеким от ореола святости, которым наделила его еще при жизни благодарная католическая церковь. Он этому не противился, как не противился всему, что считал полезным для возвышения ее могущества. По-видимому, его мало тревожили упреки совести после попустительства толпе, сжигавшей еретиков. Он жестоко преследовал Абеляра, понимая всю опасность для церкви его свободомыслия, Он был против строительства великолепных храмов, считая греховным безудержное стремление к отображению красоты мира. Однако монашеский аскетизм несовместим с образом Бернара. Его самовлюбленность могла уживаться с внешне суровым и скромным жизненным обиходом. Бернару и некогда было себя изнежить, он был постоянно в разъездах, постоянно кого-то убеждал, то с кафедры, то в письмах.

Пьер Абеляр — типичный интеллигент со всеми его достоинствами и недостатками, он как бы создан быть противником Бернара Клервосского. Его свободный критический ум выше всего ценил в человеке мощь интеллекта. Абеляр стремился научить своих многочисленных учеников смелости самостоятельной мысли и умению думать. Они стекались к нему толпами. Светский человек, он ненавидел все монашеское и не мог спокойно вынести заточения ни в каком монастыре. Его бесконечно привлекала античность, и в ней он старался найти черты «естественной» человеческой Этики, не имеющей отношения ни к какой догме. Враг всякого аскетизма, Абеляр, если была возможность, любил жить широко. Но все достоинства прославленного профессора заключались в области интеллектуальной жизни. Его трагическая судьба не может заставить забыть о слабости его воли и о недостатках его нравственного поведения. В чем оба противника сближались — это в исключительной эгоцентричности натуры, ярким свидетельством чего является знаменитая «История моих бедствий».

Аббат Сугерий, рачительный хозяин, управлявший королевством с тем же спокойствием и вниманием, как и обширными угодьями аббатства Сен-Дени, предстает перед нами человеком-практиком, реалистически мыслящим и добившимся положительных результатов своей деятельности. Бернар Клервосский, несмотря на усилия улучшить нравы духовенства, в конечном счете принес только вред, аббат Сугерий, может быть, облегчил жизнь крестьян в пределах королевского домена и своего аббатства. Его влияние на политику Людовика VII было положительным. Сам он был человеком образованным, воспитанным в той атмосфере почитания античной культуры, которая заставляет многих французских авторов считать конец XI — начало XII века французским Ренессансом, породившим своих гуманистов. Мы не можем разделить эту точку зрения потому, что это движение, захватившее многие духовные школы, было замкнутым, чрезвычайно аристократическим, не соприкасавшимся с народными массами, а потому и не имевшим будущности.

Мы не чувствуем в деятельности Сугерия стремления выдвинуть на первый план собственную личность, но и он не был лишен желания ее увековечить. Сугерий не только организовал постройку знаменитой церкви Сен-Дени, но и оставил записи о ходе работ и о своем личном в них участии. К сожалению, епископы, закладывавшие соборы, не имели склонности к литературным трудам и не последовали примеру Сугерия.

Все три упомянутые нами личности так ярко освещают первую треть и середину XII века, что ее бурные и сложные события становятся нам ближе и понятнее.

Это была эпоха, когда притязания церкви были огромны, но и силы, ей противостоящие, действовали активно. Литературная и преподавательская деятельность Абеляра не могла бы принять такого размера, если бы время, когда он жил, не было временем расцвета светских школ, когда, имея нужную степень, получив формальное разрешение, каждый образованный человек мог открыть частную школу и читать лекции студентам. Получаемый им от слушателей гонорар делал его человеком независимым в материальном отношении. Подобные курсы привлекали множество молодых людей, стекавшихся со всей Европы. Не все они предназначали себя духовной карьере, многих ждали в будущем многочисленные чиновничьи обязанности. Но пока они оставались студентами, они были захвачены горячими философскими спорами.

Главным представителем средневекового «реализма» (от слова «res») был Ансельм Кентерберийский (1033 —1109), утверждавший, что общие понятия существуют как типы, на основании которых были созданы единичные вещи. К реалистам принадлежал и Гийом де Шампо (1060—1121), который говорил, что общая идея не только существует сама по себе, независимо от конкретной реальности, но что она заключена целиком в каждой единичной вещи. Доведенная до своего логического конца, доктрина реалистов могла привести к пантеизму. К нему склонялись некоторые профессора шартрской школы.

Школа «номиналистов» связана с именем Росцелина (ум. после 1121), учителя Абеляра. Росцелин считал, что общие понятия, являясь лишь словами, сами по себе не существуют. Только индивидуальное обладает конкретной реальностью. Конечные выводы из этой теории могли привести к материализму. Взгляды Росцелина подверглись со стороны церкви осуждению.

Пьер Абеляр (1079 — 1143) отбросил крайности реалистов и номиналистов и создал школу «концептуализма». Он утверждал, что познающий человек, сравнивая конкретные единичные вещи, улавливает их сходные признаки и приходит к общему понятию («conceptus»). Универсалии охватывают то общее, что находится в конкретных вещах, хотя и не являются самостоятельно существующими субстанциями. Каждое из указанных философских направлений могло стать в глазах церкви еретическим. Интеллигент того времени всегда рисковал быть осужденным за свои взгляды.

Только мистики, отказывавшиеся от примата разума, пользовались покровительством церкви. Поэтому францисканство избежало ее осуждения, хотя и существовала опасность, что ученики Франциска могли быть заподозрены в близости к альбигойцам. Сам Франциск Ассизский был человеком нового времени. Наслаждаясь чувственной красотой природы, он ее не отвергал. Аскетизм был им понят как идея освобождения от жизненных пут наподобие древних киников.

Именно в эту эпоху, когда сталкивались самые различные воззрения, могло зародиться готическое искусство со всем богатством его образов, сдерживаемых единой догмой католической церкви. Эта догма выработалась в XIII веке и была изложена во второй его половине в обширного труде Фомы Аквинского (1225 — 1274).

Об изменениях, происшедших в культурной жизни Франции в XIII веке, будет рассказано в последующих главах. В течение всего этого времени не прекращались связи с Византией, которая в результате четвертого крестового похода превратилась в Латинскую империю (1204 — 1261). Именно XIII век оставил наиболее совершенные памятники готического зодчества, развив до логического конца заключенные в нем идеи. В конце века начинается упадок. Однако, постепенно перерождаясь, питаемые новыми эстетическими идеалами, готические формы продолжают жить вплоть до начала XVI века.