• От автора
• Пути архитектуры
• Функции клуба
• Рупор на Стромынке
• Звезда химиков
• В трех плоскостях
• Клетка попугая
• Сигара Свободы
• Каучук
• Цилиндры на Лесной
• Живые стены
• Фреска в клубе
• Проблема мебели
• Вопросы уюта
• Индустриализация и культура

От автора

Рост строительства рабочих клубов и перспективы этого роста, раскрывающиеся в связи с пятилетним планом хозяйственного строительства страны, заставили меня суммировать в этой книге свои мысли о специальной архитектуре рабочего клуба.

Дни выхода из печати моей работы — начало эпохи социалистического соревнования. Именно сейчас профсоюзы, широко развернувшие строительство рабочих клубов, могут на практике доказать положительные стороны соревнования целесообразным строительством каждого отдельного клуба.

В оценке целесообразности и рациональности специальной архитектуры клуба, архитектуры «механической», многое могут дать факты, приводимые мною. Конечно, термин «механическая архитектура», часто употребляемый на страницах книги, условен. Значение того или иного архитектурного проекта мною оценивалось прежде всего, как метод художественного мышления, который породил проект. Так получилось, что в развертываемом профсоюзами строительстве рабочих клубов лучшее по своему методу художественного мышления принадлежит архитектору К. С. Мельникову.

В течение последних лет мною неоднократно ставились на страницах периодической печати (газеты — «Известия ВЦИК», «Комсомольская правда», «Вечерняя Москва», «Наша газета»; журналы — «Строительство Москвы», «Жизнь искусства», «Кино и культура», «Новый зритель» и др.) принципиальные вопросы органической увязки всевозможных областей искусства с соответствующими отраслями индустрии. Читатель найдет в этой моей работе некоторую сводку этих вопросов в связи с оценкой проектов архитектора К. С. Мельникова.

Это предопределило монтаж книги. Вместо того, чтобы вести читателя по общим проблемам клубного строительства, выделенным в самостоятельные главы, избран иной путь, с моей точки зрения наиболее убедительный и нужный, — путь показа отдельных проектов рабочих клубов. Такая классификация материала придает книге до известной степени монографический характер. Однако, широкая возможность оперировать конкретными фактами, окружающими каждый проект, необходимость в каждом отдельном случае примером из практики подчеркнуть тот или иной теоретический вывод — убедили меня в целесообразности избрать такую форму принципиального разговора с читателем.

Последнее условие предоставило мне возможность не стеснять себя только рядом формулировок по тем или иным вопросам, — читатель найдет в книге отголоски текущей борьбы на архитектурном фронте. В этом отношении я руководился, может быть, несколько субъективно понимаемым мною наказом В. И. Ленина критике: «У нас мало внимания, огласки, общественной критики, травли негодного, призыва учиться у хорошего».

Николай Лухманов

Пути архитектуры

Буржуазия не считала искусство самостоятельным фактором культуры. Активность искусства в этом отношении всегда натыкалась на экономику буржуазии. Система мелкого и крупного хозяйства только тогда допускала то или иное вмешательство искусства, когда это диктовалось ее выгодами. Вследствие этого активность искусства в буржуазном строительстве получила исключительно прикладной характер, а все проблемы искусства приобрели второстепенное значение.

Инженер начал строить здания, а не архитектор-художник. Роль последнего в строительстве стала определяться обязанностями прикладного порядка: украсить фасад в том или ином стиле, поставить ограду, разбить цветник. Хозяином конструкции постройки стал инженер, архитектор же должен был довольствоваться созданием той условной красоты, которую поручалось ему развернуть на готовых уже массивах.

Природные функции архитектуры, как искусства, издавна определялись изобретательским нахождением новых форм и конструкций. История архитектуры свидетельствует о том, что периоды расцвета всякого строительства, сопутствовавшие обычно органическим переменам в экономической жизни стран, прежде всего характеризовались частичным возрождением природных свойств архитектуры — отказом архитектуры от чисто украшательских, тенденций. «В эпохи прекрасного строительства зодчим и в голову не приходило строить покрасивее», — таково мнение, даже реакционеров.

По мере развития индустрии и техники, природные: функции архитектуры буржуазное хозяйство передавало инженерии. Архитектура же становилась убыточной роскошью — декоративным искусством. Лишенное своих органических функций, оно стало развиваться в своеобразную науку о красоте и эстетизме. Всевозможные «ампиры» и «модерны», стали характеризовать, основные возможности кастрированной архитектуры.

Так. создалось положение, при котором конструктивные функции строительства перешли окончательно к инженерии, а искусство архитектуры из фактора строительства превратилось в «чистое искусство», Это привело к взаимному антагонизму между инженерией и архитектурой. Инженер и архитектор стали не признавать друг друга, что пагубно отразилось и на инженерии, и на архитектуре.

Искусство архитектуры потеряло всякую связь с конструктивными особенностями сооружения, что предопределило бесполезность дальнейших исканий в области создания нового стиля. Инженерия же сильно поддалась влиянию декоративных тенденций архитектуры, вследствие чего подчас за счет новых конструкций появились будуарные херувимчики на фасадах грандиозных электростанций, а мощные виадуки украсились чугунными гирляндами полевых цветов.

Разрыв между инженерией и архитектурой привел строительство к глубочайшему кризису. Развитие новых конструктивных форм в строительстве почти остановилось. Квадратная конструкция постройки получила массовое применение независимо от ее эксплоатациониых выгод, рационализации в ней трудовых процессов, целесообразности ее со стороны бытовой и общекультурной. Завод, купеческий особняк, здания банка, учреждения, театра, огромного доходного дома, торгового склада — строились почти исключительно кубом, несмотря на то, что многие из этих зданий выиграли бы во всех отношениях при иных конструкциях форм: треугольных, ромбических, круглых.

Подобное положение завело дореволюционную архитектурную мысль в тупик. Отягченные эстетическим багажом, вожди архитектуры окончательно потеряли голову в своих выводах. Не вывела их на дорогу и февральская революция. Лукомский, пользовавшийся в то время далеко незаурядной репутацией, роняя слезы умиления перед «бескровной» революцией, писал в 1917 г.: «В то время, как живопись ищет новых идеалов вне всяких основ и традиций, в одном лишь стремлении дать искусство, соответствующее эпохе автомобиля, телефона, кинематографа и т. п.,— действительно новая архитектура, обслуживающая именно современные потребности в возведении банков, народных домов, автогаражей, рынков и телефонных станций, находит возможность прекрасно и вдумчиво пользоваться традициями былого».

Это, однако, не помешало Лукомскому через несколько строк опровергнуть самого себя другим утверждением: «Зодчество — искусство, тесно связанное с жизнью, не может быть слепым повторением, хотя бы гениальных произведений прошлых эпох» [Г.К. Лукомский. «Старый Петербург» и «Современный Петербург» Изд. «Свободное искусство», 1917 г.].

На Лукомском приходится останавливаться, не как на знатоке дореволюционной архитектуры, художнике и эстете,— память о нем сохранили русские архивы. К сожалению, Лукомский — прообраз нашего современного советского строителя, страдающего над разрешением проблемы современного архитектурного ансамбля.

Что собой представляет современное понятие об архитектурном ансамбле? Одни считают ансамблем гармонию стиля зданий, окраски их и однородность благоустройства. Улица, сплошь застроенная домами в стиле «ампир» или «модерн» и окрашенная в один определенный цвет, вполне удовлетворяет эту точку зрения. Другие считают ансамблем дисгармонию. Рядом стоящие здания «Известий ВЦИК» и Страстного монастыря для них органический ансамбль современности.

Первые так же, как и Лукомский, возмущаются: «Зачем тротуар у одного дома выложен плитами, а рядом асфальтом; зачем эта пестрота — свобода выбора материалов; зачем эта окраска фасадов — пестрая, возмутительно негармоничная, безвкусная?!»

Вторые, эстетического мировоззрения, которых все же коснулась революция, так же, как и Лукомский, обычно негодуют по поводу сноса старых зданий и ветхих церквей, близко принимая к сердцу интересы «государственной охраны памятников искусства и старины».

«Неподалеку от Сердобольской улицы существовала прелестная деревянная круглая беседочка, очень благородно, тактично украшенная орнаментами по фризу и покрытая куполом. Долгое время в ней существовала какая-то слесарная мастерская. Конечно, павильончик был попорчен, но все-таки существовал. Сгорела ли построечка, пошла ли за ветхостью на дрова,— но она больше не существует»,— так писал Лукомский о «вандализме» в своем «Старом Петербурге».

Но как бы ни были смешны эти грустные строки, скрытая в них своеобразная архибуржуазная эстетика для нас злободневна. В 1928 г. студенты Вхутеина проектировали по заданию Наркомпроса постройку Дома художников в Москве, при чем непременным условием проекта являлось обязательное сохранение ветхой церкви, имеющейся на площади, отводимой под постройку, Стиль нового здания должен быть современным, стиль церкви неприкосновенным, но обе архитектурные массы должны гармонировать в ансамбле окружающих строений.

Насколько распространена Подобная точка зрения, по сути своей консервативно-буржуазная, может свидетельствовать недавний конкурс на постройку в Москве Ленинской библиотеки. Устроители конкурса выставили в своей программе следующие требования: «Проект здания должен учитывать окружающие памятники старины: Пашковский дом, Кремль и манеж, не подражая, однако, им, но и не вступая с ними в кричащее противоречие». [Газета «Правда», № 137/3969 от 15 июня 1928 г.]

Возможно ли у нас при подобном положении правильное решение вопроса об архитектурном ансамбле? Невозможно. Хаос и дисгармонию человек всегда стремился подчинить себе. В эпоху диктатуры пролетариата в такой области, как архитектура, срок этого подчинения зависит исключительно от общего культурного уровня массы, так как только этот уровень предопределяет стремление массы к прогрессу, к необходимым переоценкам, к переоборудованию жизни на основах материалистического мировоззрения.

Вот почему в наши дни — первые дни культурной революции — не нужно предрешать вопрос об архитектурном ансамбле и выдвигать, зависящие от него, те или иные проблемы строительства. У нас еще мет архитектурного стиля, который мог бы послужить основой архитектурному ансамблю. У нас еще не предопределены отдельные функции промышленного, городского и частного быта, которые послужили бы главным материалом для нахождения нужных архитектурных конструкций.

Новые функции промышленного, городского и частного быта сегодня намечаются задачами культурной революции, органически увязанными с перспективами индустриального развития страны. Насколько они еще неопределенны, насколько неточны, насколько только предположительны,—говорит любой номер ежедневной газеты. Работа партии, профессиональных организаций, хозорганов, всего советского аппарата в целом — сегодня сосредоточена на возможно точном определении этих функций и полном подчинении их новой политической системе.

Как определяет свою роль в этом отношении советский архитектор? Обычно, никак! Тысячелетний опыт архитектуры, распластавшийся между египетскими пирамидами и американскими небоскребами, давит его. Сколько в этом опыте достойного подражания, наглядно подчеркивает каждый строительный сезон в Москве. Вот архитектор Осипов, якобы украшая площадь против Моссовета, выкидывает бесцельный шпиц на месте памятника генералу Скобелеву. Вот инженер Рерберг на углу Тверской и Газетного выводит гордость вчерашней Москвыздание центрального телеграфа; вот на углу Мясницкой у Орликова переулка выползло здание Госторга, а на Страстной поднялся небоскрёбик «Известий ВЦИК».

Насколько это так называемое новое строительство хуже старого! Назначением пирамиды являлось увековечивание памяти о фараонах; осиповский же шпиц — только эстетический каприз отдела городского благоустройства МКХ. Чтобы убедиться, насколько плох небоскребик «Известий» или здание центрального телеграфа,— достаточно просмотреть отзывы прессы о возведении этих зданий.

Подобным положением мы обязаны, прежде всего, тому, что архитектор-художник еще не осознал своей роли в строительстве. Реакционеры проповедуют еще и сегодня об архитектурных ансамблях и стилях, устраивают дискуссии о пилястрах и сводах, низводя этим архитектуру до прикладничества. В лице новой конструктивной архитектуры, поддерживаемой молодежью, они имеют серьезных противников. Штабом архитекторов-конструктивистов является сегодняшний Вхутеин.

Что же представляют собой конструктивисты от архитектуры? Прежде всего — архитектурный авангард советского строительства. Главное строительство протекает через них,— проекты капитальных построек принадлежат им. В основу архитектуры своих проектов они кладут функции будущего здания. Эти функции обычно и предопределяют архитектурную конструкцию. В связи с этим, все конструктивисты без исключения — горячие защитники так называемой функциональной архитектуры, базирующейся «на том принципе, что законченное архитектурное произведение, как и всякая иная истинно современная вещь, есть не дом, не вещь плюс какая-то эстетическая прибавка к ней, а разумно и планово организованная конкретная задача, в самом методе своей организации содержащая максимальные возможности своей выразительности» (жур. «Современная архитектура»).

Как было уже отмечено, функции промышленного, городского и частного быта сегодня еще только намечаются задачами культурной революции, органически увязанными с перспективами индустриального развития страны. Подчинение этих функций новой политической системе эпохи диктатуры пролетариата — задача, стоящая перед партийными, профессиональными и государственными аппаратами страны. В связи с этим, большинство функций сегодняшнего промышленного и частного быта подлежит не только возможной рационализации, но и коренной ломке. Функциональная же архитектура в лице архитекторов-конструктивистов обычно берет существующие функции под незначительным углом рационализации. Если же принять во внимание, что планы культурной революции еще далеко не увязаны с перспективами индустриального развития страны, а процессы индустриализации являются главными рационализаторами промышленности и быта, то будет вполне понятно то положение, в которое попадает функциональная архитектура.

Взяв относительно верную функцию, архитектор-конструктивист дает только относительно верную конструкцию. Может ли это удовлетворить наше строительство? Нет! Основной задачей нашего капитального строительства является в первую очередь точное предопределение функций будущей постройки. Нужно ли строить здание для типографии, учреждения или завода, жилого дома или театра,— прежде всего бросается в глаза неопределенность будущих функций этих построек. Только передовые специалисты, работающие по той или иной отрасли, могут точно предопределить функции по своей специальности и наметить возможную рационализацию их в дальнейшем. Шофер, например, может дать более точное определение функций гаража, чем это может сделать, например, заведующий транспортным отделом. Метранпаж даст исчерпывающие определения функций наборного отделения типографии, в то время как заведующий последней обязательно упустит целый ряд мелочей, на первый взгляд как будто и не имеющих отношения к точному определению функций. И метранпаж и шофер в данном случае могут быть более сведущими и полезными советчиками архитектору только потому, что они будут говорить в первую очередь о недостатках, о неудобствах гаража и типографии. И эти недостатки заставят архитектора поставить вопрос о немедленной рационализации старых функций.

Работы архитекторов-конструктивистов бывают неудачны именно потому, что функции конструкций для своего проекта они получают готовыми от заказчика (заводоуправления, треста, жилтоварищества). Обычно эти функции в достаточной степени не проработаны, зачастую запутаны, вследствие чего по окончании постройки выясняется, что новое здание не удовлетворяет все нужды заказчика.

Где же выход? Ошибочно полагают (в том числе и многие из защитников функциональной архитектуры), что этот выход находится в руках заказчика, что заказчик должен точно предопределить функции будущего сооружения, заказчик должен предвидеть возможную рационализацию этих функций или замену их другими.

Данное утверждение не подтверждается теорией архитектуры и ошибочно на практике. Практика говорит: новые функции промышленного, городского и частного быта еще только намечаются задачами культурной революции; партийный и государственный аппарат еще только приступили к увязке задач культурной революции с перспективами индустриального развития страны. Можно ли при таком положении получить от заказчика функции будущих архитектурных конструкций в законченном виде?

Как данный вопрос решается в теории? Архитектура — самостоятельный фактор строительства,— ей принадлежит известная реорганизующая роль. Архитектура, как организатор, полновластный участник в общем социалистическом строительстве, а следовательно, и рационализатор всевозможных процессов и насущный изобретатель новых функций. Таким образом из теории современной архитектуры следует, что право точного определения всевозможных функций любого сооружения принадлежит архитектору, а не работодателю, т. е. заказчику. 

Чем лучше архитектор сможет предусмотреть в своем проекте нужды заказчика, чем больше новой архитектурной конструкцией будут рационализированы отдельные функции промышленного, городского или частного быта, тем активнее скажется значение архитектуры в области социалистического строительства.

О социальном заказе бесцельно кричат на перекрестках десятки праздношатающихся философов от архитектуры, а между тем этот социальный заказ заключается для архитектуры именно в нахождении новых рациональных функций промышленного, городского и частного быта. Подчинение этих функций задачам культурной революции и перспективам индустриализации страны — практическая роль архитектуры. Осуществление же этого в практике строительства является политической задачей архитектуры, как полноправного участника в классовой борьбе. Архитектура всегда была классовой: архитектурой феодалов-дворян, архитектурой буржуа-фабриканта, архитектурой мелкой буржуазии.

Об архитектуре, близкой пролетариату, об архитектуре, рационализирующей быт на участке нового капитального клубного строительства профсоюзов, об архитектуре, органически увязанной с ближайшими задачами культурной революции и перспективами индустриализации страны,— об архитектуре индустриальной нужно говорить детально, как о принципиально показательной архитектуре для текущего советского строительства.