В книге сосредоточены семь архитектурно-культурологических очерков, объединенных принципом обсуждения разного рода феноменов, явлений и вещей в их историко-культурном бытии. Архитектуроведческое письмо, в котором строительным материалом является слово, а не камень (как при создании архитектурной формы), автор упорно полагает принципиально литературоцентричным, а все, что с его помощью сказано, — архитектуроцентричным. Лишь таким замысловатым образом две искусственно разобщенные отрасли могут обогатить друг друга: породить образ, отличный от формы, которой он вызван. Рассчитана на широкий круг читателей, интересующихся историей мировой культуры, архитектуры и градоустроения.

Praefatio
I. Рыба Днепр: Эпопея
II. Еловые доспехи троянского коня
III. Тайная жизнь одного прибора: Предмет и процесс
IV. Из византийского альбома: Спортивно-зрелищное оформление государства
V. Палладио, и несть ему конца
VI. Большой дворец английского стекла
VII. Наместничество киевского модерна

Praefatio

Собранные в книжке очерки были написаны по разным поводам: то ли авантюрным, то ли искательским. Её жанр: очерк. Её предмет: путь от феномена к явлению, от явления — к вещи, от вещи снова к феномену. Феномен противопоставляют сущности, явление — вещи. Архитектура феноменальна, архитектурная форма вещна, но архитекторы до сих пор этого не понимают: это — явление.

Я архитектуровед, и строю из слова то, что архитектор строит поначалу из себя, а затем из стекла и камня.

Архитектуроведение — это technicae curiosa, «занимательная техника» перевода косной материи архитектурных форм в полнокровные призраки литературного слова, эти подлинные двойники реальных вещей.

По Гиппарху, исходящие из глаза лучи, как руки, ощупывают предмет; по Декарту, эти лучи — палка слепого, которой предмет остукивают: зрительный и осязательный опыт расщеплены и, будучи обузданы словом, попадают в расщеп пера.

С его помощью и «выписаны» очерки, — своего рода выдумка о феноменах, явлениях и вещах, сколь для пищущего отрадная, столь для них самих безопасная. Словесная ткань об архитектуре или архитектурной форме — другая реальность, подчиняющаяся не законам тяготения, а принципам, если хотите, элоквенции, то бишь изящной словесности.

Архитектуроведение литературоцентрично, и единственное, что роднит его с архитектурой, — лексикон, где есть пересыпь ремесленных терминов: портик, выкружка, скоция, мауэрлат и антаблемент.

Архитектуровед — почти ботаник, с одинаковым интересом изучающий апельсинную корку, лавр, сосну и кактус; однако предметом его может быть лишь настоящее «золото», а не «всё, что блестит».

Этой книжкой я хотел вызвать у читателя не столько научный интерес, сколько эстетическое чувство, не подлежащее объяснению, стоящее над природой и над историей.

Андрей Пучков. Киев, январь 2008 г.