Книга об одном из интереснейших архитектурных ансамблей Петродворца знакомит с историей его создания, с коллекциями, а также является путеводителем по дворцу-музею.

Петродворец (до 1944 года Петергоф) — бывшая парадная загородная резиденция царей — ныне всемирно известный музей, гордость русской национальной культуры. Два с половиной века истории русского искусства представлены на территории Петродворца четырнадцатью парками общей площадью свыше тысячи гектаров, десятками архитектурных памятников.

Велика популярность Петродворца: свыше двух миллионов туристов со всех концов нашей Родины, из многих зарубежных стран приезжают сюда ежегодно.

Наиболее широко известен и посещаем расположенный у подножия высокой естественной гряды вдоль побережья Финского залива, а потому названный Нижним, самый старый петергофский парк. Восемь дворцов и павильонов, сто сорок два фонтана и четыре каскада, множество мраморных и бронзовых золоченых статуй — таково большое разнообразие памятников, сконцентрированных на его территории в сто с лишним гектаров.

Но уникальность Нижнему парку придают сохранившиеся в нем памятники первой четверти XVIII века, так называемого петровского времени, и среди них почетное место по праву принадлежит дворцу-музею Монплезир.

Создание Монплезира явилось частью замысла грандиозного ансамбля, в основу которого легла высокая патриотическая идея — увековечить мощь Русского государства, славу русского оружия, подчеркнуть огромное значение для России побережья Балтийского моря, исконно русских земель, отвоеванных у шведских захватчиков.

Монплезир — архитектурный центр восточной части Нижнего парка. В соответствии с принципами регулярного парко- строения дворец определяет ее планировочную композицию. От него в парк ведут радиально расходящиеся аллеи. Главная из них — Монплезирская; другая — Косая, ведущая к Большому дворцу.

Монплезирская аллея ведет от трельяжной ограды к каскаду «Шахматная гора». Посетителю, идущему по этой аллее в сторону залива, издалека видно кирпичное здание с высокой кровлей в центральной части. Гостю, прибывающему в Петродворец морским путем, с борта теплохода открывается удивительная картина: над водной гладью поднимается каменная терраса, окаймленная легкой белой балюстрадой. У основания террасы — огромные гранитные валуны, а наверху сквозь густую и яркую зелень вековых деревьев виднеются красные стены некогда любимого дворца Петра I Монплезир (от французского — «мое удовольствие»).

Несколько одноэтажных зданий окружают с трех сторон прямоугольный партерный садик с фонтанами и скульптурой, как бы заслоняя его от морских ветров. С юга застройки нет, садик отделяется от остальной территории парка лишь невысокой деревянной оградой.

Каждого входящего в Монплезир охватывает невольное волнение, так непосредственно ощущается здесь дух времени, когда «Россия молодая, в бореньях силы напрягая, мужала с гением Петра».

Художественные достоинства Монплезира обеспечили ему видное место в русском искусстве, а исторические события, свидетелем которых он явился, позволили В.Г. Белинскому назвать его одной из самых почитаемых реликвий отечественной истории.

Разрушенный фашистскими оккупантами и ныне первый полностью восстановленный дворец Петергофа, Монплезир стал своеобразным памятником бессмертия русского искусства, высокого мастерства советских реставраторов.

Здание вытянуто вдоль берега моря и состоит из центрального объема, к южной части которого с запада и с востока примыкают галереи, завершающиеся небольшими павильонами — люстгаузами. Центр дворца подчеркнут высокой шатровой трехступенчатой крышей с большими овальными слуховыми окнами и резной деревянной вазой наверху. Несколько меньшую высоту имеют крутые с изломом крыши люстгаузов, завершенные маленькими световыми фонариками, увенчанными небольшими точеными деревянными вазами.

Архитектурное решение морского и садового фасадов неодинаково. С южной, садовой, стороны все проемы в центре, в люстгаузах и в галереях представляют собой огромные, мелко расстеклованные двери. Через каждую из них можно попасть из дворца в уютный садик с партерными цветниками. Большие окна-двери галерей, разделенные лишь узкими рустованными лопатками, составляют остекленную аркаду, что придает всему южному фасаду необычайную легкость, радостное, светлое настроение. Возникает ощущение, что пространство сада свободно вливается в комнаты дворца, органически связывая парк и здание. Иначе решен северный, открытый морским ветрам фасад Монплезира. Здесь над уровнем воды в море возвышается насыпная терраса, основанием которой служат огромные гранитные валуны. Если садовый фасад вытянут почти по прямой линии, то со стороны залива фасад дворца имеет сложную конфигурацию: центральный объем далеко выступает за линию галерей, в него ведет всего одна дверь, а в галереях хотя сохранены окна-двери, но они вдвое уже южных и в простенках между ними размещены глубокие ниши, подчеркивающие толщину стен. Вся площадка террасы выложена красным и желтым клинкерным кирпичом, поставленным на ребро и образующим своеобразный узор. И только зеленые газоны вдоль галерей да вековые липы у балюстрады оживляют террасу.

Кирпичные стены оставлены неоштукатуренными, причем швы кладки выбелены известковым раствором, что играет определенную декоративную роль. Такое решение фасадов, а также ряд особенностей декорировки и планировки интерьеров характерны для голландских домов того времени и в прошлом послужили поводом называть дворец «Голландским домиком». Действительно, Монплезир схож с небольшими «бюргерскими» жилищами, которые сохранились в Голландии и сегодня. Однако эти особенности постройки характерны и для русской архитектуры первой четверти XVIII века. Поэтому Монплезир считается типичным памятником русского зодчества петровского времени.

План дворца прост. Расположение комнат продиктовано особенностями быта того времени. Всего одиннадцать помещений размещаются в его внутреннем пространстве: жилые комнаты, сгруппированные по три вокруг центрального, парадного Зала, две галереи и два люстгауза.

При лаконичности декоративного решения фасадов интерьеры дворца поражают богатством художественного оформления: изяществом плафонной живописи, тонкой прорисовкой лепнины, красотой убранства Китайского кабинета, многообразием рисунков расписных изразцов, сложностью наборного паркета. Стены многих помещений дворца обшиты дубовыми филенками, темно-коричневый цвет которых еще более подчеркивает легкость орнамента плафонов.

Здание строили крупные архитекторы и отделывали лучшие художники, резчики, скульпторы первой четверти XVIII века. Строительство на этом участке началось с возведения дворца, к которому в дальнейшем был пристроен целый комплекс разнообразных зданий.

«Голландский домик» — ровесник Петродворца. 2 мая 1714 года в перечне работ, запланированных на лето, рукой Петра I вписано: «В Питергофе зделать палатки маленькие по данному текену» (то есть чертежу). Замысел постройки определялся набросками и схематическими рисунками самого Петра I, наметившими не только местоположение дворца, но и внутреннюю планировку, некоторые элементы декоративной отделки и т. д. В свою очередь Петр I пользовался новейшими альбомами архитектурных чертежей французов Жана и Даниеля Маро, немцев Леонарда Штюрма и Пауля Декера. Автор первоначального проекта здания не установлен, существуют предположения об участии в его создании архитектора Андреаса Шлютера, который прожил в России меньше года и в 1714 году скончался.

Последующие документы тесно связывают строительство дворца с именем архитектора Иоганна Браунштейна, который приехал в Россию вместе со Шлютером, а после смерти последнего занимался самостоятельной архитектурной работой.

17 мая 1714 года присланные из Москвы каменщики «под смотрением поручика Никиты Остафьева» начали возводить стены здания. С возведением Монплезира, как и со строительством всего Петергофа, очень торопились. Требовалось большое количество рабочей силы. По царскому указу со всех концов огромной России сюда сгоняли десятки тысяч крестьян, строительных рабочих, присылали целые полки солдат. Условия работ были каторжными, часто в донесениях о строительстве встречаются просьбы прислать пополнение, потому что, как писал Меншиков кабинет-министру Макарову, «мрут людишки». За малейшую провинность жестоко наказывали, нередко пытали, заковывали в кандалы, поэтому часто устраивались побеги. Строгие высочайшие рескрипты предписывали изловить и покарать бежавших, вплоть до смертной казни.

Уже в 1716 году Меншиков сообщил Петру I за границу о ведущихся отделочных работах. До конца, однако, было далеко.

В 1716 году в Россию приезжает архитектор Ж.-Б.-А. Леблон (ученик строителя версальских садов Ленотра), которого Петр назвал «прямою диковинкою». Леблон перестраивал Большой Петергофский дворец, работал над проектами садов и фонтанов. Воспитанник лучшей французской школы, архитектор вносил «прожекты об ином против чертежей» оформлении галерей Монплезира и, вероятно, делал рисунки для элементов отделки дворца. Однако Петр I в письме от 29 марта 1717 года повелел делать галереи и люстгаузы по старому проекту. Эти работы начались осенью 1717 года. Тогда же работали в основном над отделкой дубом «на английский манер» (вощеное дерево без золочения) жилых комнат и Зала. Об этом свидетельствуют указания Петра I в письмах к Меншикову из Амстердама. В одном из документов говорится о занятости в 1717—1718 годах мастера Мишеля «у столярной работы, которая управлялась в летнем доме Его Императорского Величества в Петергофе».

С 1718 года в парадном Зале и примыкающих к нему помещениях исполняются живописные плафоны по картонам французского художника-декоратора Ф. Пильмана.

Биографические сведения о Пильмане очень скудны. Известно, что родился он в Леоне в семье живописцев. В России работал с 1717 по 1724 год. Исследователи Петергофа И.Э. Грабарь и М.А. Тихомирова на основе анализа творчества художника предполагают, что учился он в мастерской знаменитого художника-декоратора К. Жилло, из которой вышел и крупнейший французский живописец XVIII века А. Ватто. В Россию Пильман приехал с другими специалистами, рекомендованными Леблоном, вместе со знаменитым французским скульптором Пино, литейщиком Вассу и резчиком Фоле. По распоряжениям о выплате денег художнику можно сделать вывод о завершении росписи плафона Зала в 1718 году, а Секретарской, Спальни, Морского кабинета, Буфетной и «Лаковой каморы» — в 1719 году. Судя по документам, эти плафоны Ф. Пильман писал самостоятельно, так как нигде не упоминаются имена каких-либо его помощников.

С 1717 года оформляются декоративной лепкой плафоны и камины Монплезира.

Спустя два года во дворце закончили устройство каминов. К 1722 году был уложен мраморными плитами пол. Эти плитки привезли в Россию из Италии через Амстердам. В этом же году продолжается отделка центральных помещений дубом, изразцами. Главные же работы ведутся по росписи плафонов галерей. Письмо петергофского комиссара Семена Кишкина Ульяну Синявину, начальнику Канцелярии от строений, свидетельствует о завершении живописи галерей в 1721 году, причем в одном из писем приводится подробный список мастеров «оружейной канцелярии», принимавших участие в создании плафонов. Среди них «у той работы были Александр Захаров, Василий Ярошевский, Леонтий Федоров, Василий Морозов, Иван Любецкий, Дмитрий Соловьев, Егор Моченый, Герасим Иванов». Многие из них проявили настоящий талант. Так, например, Дмитрий Соловьев отмечается особо за «в живописном деле искусство», а через несколько лет он уже самостоятельно исполняет станковые картины, две из которых в 1734 году поместили в картинную галерею Монплезира.

Роспись плафонов в галереях велась, когда работы по отделке стен дубом в них еще не начинались. В январе 1721 года столярный мастер Мишель, который обшивал деревом стены комнат центрального объема, составил чертежи и должен был приступить к работе в «галдареях» и «чюланцах». Однако работать он начал лишь в конце февраля, когда в ответ на просьбу Семена Кишкина, «чтоб нам не взыскалось того ради приказать ему (Мишелю) быть в Питергоф», Ульян Синявин распорядился «немедленно послать». Эти работы завершаются в том же году.

С 1721 года отделочные работы во дворце заканчивались. Срочно «сыскиваются» живописцы Оружейной палаты в помощь Пильману для росписи «чердаков» (падуг куполов и световых фонариков в люстгаузах), оборудуются Кухня и погреб под ней и т. д.

В дальнейшем, в 1722—1723 годах, ведется отделка Лакового кабинета. В 1722 году была облицована голландской плиткой Кухня.

Последним штрихом в убранстве большинства помещений было изготовление и чернение картинных рам. Работы эти велись в 1722 году.

В том же году проводятся водопровод и проточно-промывная канализация — значительные для XVIII века новшества бытовой техники. В марте появился указ Петра I «воду из фонтанов подвести к поварне, «чтоб пумпами в оную шла, достальное в море против дверей салы», а в чуланцах, маленьких помещениях, расположенных с северной стороны в местах примыкания галерей к центральной части здания, «зделать отходы» (туалеты). Для водоснабжения использовались свинцовые трубы. У стены Кухни при раскопках в послевоенное время удалось обнаружить часть свинцовой трубы и большой отстойный бак из того же материала.

Кровля дворца первоначально была свинцовой. Однако уже в 1723 году мастер Константин Гейнике закончил покрытие кровель Монплезира железом. «Материал лучшего качества» для этой цели приобрели у купца Никиты Демидова.

В августе 1723 года, к первому большому празднеству в Петергофе, дворец был полностью готов. Он вызывал восхищение у посетивших его иностранных гостей. Французский министр при русском дворе Кампредон писал: «Комнаты в Монплезире малы, но очень удобны и заметно подражание голландским экономии и опрятности в кухнях, а также в вымощенной террасе на берегу моря, осененной липами, подобно гаагским каналам».

В конце первой четверти XVIII века к «Голландскому домику» пристраивают корпуса вспомогательного назначения, Монплезир приобретает характер усадьбы. С востока и запада к галереям примыкали флигеля с комнатами для гостей, далее — с востока — мыльня и «поваренные комнаты», возведенные в 1726 году по указу Екатерины I архитектором М.Г. Земцовым. За западной гостевой галереей располагалась оранжерея.

Одновременно со строительством Монплезира в Петергофе на высокой террасе сооружаются двухэтажные «нагорные палаты» (центральная часть нынешнего Большого дворца), имевшие летнюю и зимнюю половины. Однако, судя по записям Походного журнала Петра, в дни приездов в Петергоф он почти всегда останавливался в Монплезире. Здесь устраивались небольшие ассамблеи, приемы официальных гостей, семейные торжества. Эту любовь к Монплезиру отмечают и современники. «Даже когда летом он бывал в Петергофе, воздух обширных садов этого дворца казался ему удушливым, и он всегда спал в Монплезире...» — писал голштинский посланник при русском дворе граф Бассевич. Монплезир тогда рассматривался как самостоятельный комплекс, а Петергофом называли «нагорные палаты» с примыкающими парковыми массивами.

После смерти первого русского императора в Монплезире устраивались дипломатические приемы, встречи с иноземными послами и другие торжественные церемонии.

Внутренние помещения Монплезира сохранялись без значительных изменений до 1941 года. Правда, из-за сурового климата, непогоды, высокой влажности постоянно возникала необходимость ремонтов. Случаи «поновления» известны еще в XVIII веке. Постоянно требовалось заменять подгнившие переплеты окон и дверей. Одной из основных проблем была реставрация облицовки стен Кухни, так как изразцовые плитки («обрасцы») постоянно трескались от мороза. О таком ремонте упоминается в документах 1743 года. Большой ущерб зданию, расположенному на самом берегу Финского залива, наносили всякие стихийные бедствия, прежде всего подъемы воды. Длинный перечень работ, которые необходимо выполнить, был составлен после наводнения 1777 года и не менее обширный «реестр сумм для исправления от наводнения» — в 1824 году. В нем указывается на необходимость ремонта паркетных полов, дубовых дверей и оконных рам, окраски стен, каменных работ, застекления дверей.

В XIX веке неоднократно «исправляли» лепку и живопись, просто прописывая по прежней легкой и виртуозной декоративной композиции Пильмана грубой, темной, кроющей темперной краской.

Значительно большим изменениям подверглись окружающие дворец пристройки. В 1748 году по приказу Елизаветы Петровны В. В. Растрелли переделывает интерьер скромных земцовских поварен, оформляя его как парадный Ассамблейный зал, «где кавалеры кушают». Этот зал получил впоследствии название «Арапский». Стены его после перестройки украшаются семнадцатью шпалерами, вытканными на русской шпалерной мануфактуре, основанной Петром I в Петербурге. Восемь шпалер объединены сюжетом «Страны света». В них часты изображения «арапских персон» — отсюда и происходит одно из названий зала.

В западном крыле усадьбы на месте старой оранжереи В.В. Растрелли сооружает каменный корпус, получивший в дальнейшем название Екатерининского. В 80-х годах XVIII века его помещения заново отделывают по проектам Дж. Кваренги.

Последние изменения в ансамбле относятся к 1865 году, когда по проекту архитектора Эдуарда Гана переложили обветшавшие стены Ассамблейного зала и выстроили заново каменный Банный корпус.

Уже с середины XVIII века дворец Монплезир воспринимался как своеобразный мемориал, один из наиболее характерных памятников петровского времени. В XIX веке художники часто изображают его в исторических картинах, связанных с личностью Петра I. Достаточно вспомнить хотя бы работу В.А. Серова «Петр в Монплезире» или знаменитое полотно H.Н. Ге «Петр I допрашивает царевича Алексея Петровича в Петергофе».

В последние годы XIX и в начале XX века, до Великой Октябрьской социалистической революции, Монплезир по существу пустовал, никакие меры для сохранения здания и его уникальных коллекций не предпринимались. Дворец постепенно ветшал.

После Великой Октябрьской революции бывший царский дворец стал музеем. 2 июня 1918 года залы дворца были открыты для свободного осмотра многочисленными посетителями Петергофа.

Были произведены необходимые консервационные и реставрационные работы, создана музейная экспозиция, пополнены коллекции дворца. Началась серьезная работа по изучению памятника, появились первые монографические публикации о дворце, широко развернулась экскурсионная деятельность. Монплезир стал одним из популярнейших музеев в ленинградских пригородах.

Резко изменилась жизнь Петергофа после начала Великой Отечественной войны. Опустели парки. В залах дворцов появились ящики, упаковочные материалы. Сотрудники музеев приступили к эвакуации музейных коллекций. В глубь страны уходили эшелоны с бесценными сокровищами национальной культуры; и не случайно из Петергофа были вывезены в первую очередь предметы из Монплезира. Особое значение придавалось спасению вещей, принадлежавших Петру I: одежды, изделий из металла, дерева, стекла, фарфора, являющихся высокоценными художественными произведениями. Лишь часть мебельного убранства не удалось эвакуировать.

Ворвавшись 23 сентября 1941 года в Петергоф, фашисты превратили Монплезир в солдатскую казарму. Деревянные части отделки интерьеров дворца варварски сжигались в печах-времянках. Трубы металлических «буржуек» выводились в дымоходы каминов, оставляя зияющие дыры в лепнине на щитах. Со стен были содраны лаковые панно Китайского кабинета. Сохранности стен и плафонов угрожали постоянные сотрясения от выстрелов орудий, установленных на морской террасе. От прямого попадания снаряда пострадал северо-западный угол Морского кабинета.

Академик И. А. Орбели на Нюрнбергском процессе, поддерживая как эксперт обвинение фашистских военных преступников в умышленном уничтожении памятников культуры, говорил о послевоенном состоянии Монплезира: «В Монплезире, в старинном здании Петергофа, построенном Петром I, все повреждения носили характер производившихся длительно и постепенно разрушений, не в результате какой-нибудь катастрофы!»

Но дворец не сгорел и по счастливой случайности не был взорван минами замедленного действия, своевременно обнаруженными и извлеченными советскими саперами.

В послевоенный период в течение нескольких лет во дворце велись напряженные реставрационные работы. Весь сложный комплекс реставрации и воссоздания выполнили мастера Ленинградских специальных научно-реставрационных мастерских по проекту архитектора А.Э. Гессена.

Неоценимое значение для составления проекта реставрации имело кропотливое изучение истории памятника, технологии резьбы, живописи, лаков, подбор аналогий, обобщение архивного документального материала. Многие страницы истории Монплезира были открыты самоотверженным трудом исследователей, среди которых следует в первую очередь назвать блестящего знатока памятников Петергофа Николая Ильича Архипова и научного сотрудника Марину Александровну Тихомирову.

Значительно пострадавшая во время войны живопись плафонов расчищена от загрязнений и записей художниками Р.П. Саусеном, А.Б. Васильевой, Б.Н. Косенковым и другими, лепка закреплена и отреставрирована скульпторами Э.П. Масленниковым и Г.Л. Михайловой. Одной из сложнейших проблем было воссоздание расписных изразцов. После длительных поисков и экспериментов бригаде мастеров под руководством художника Б. В. Мицкевича удалось блестяще справиться с этой задачей.

В возрождение экспозиций дворца значительный вклад внесли научные сотрудники музея М.А. Тихомирова, H.Н. Федорова, Н.В. Калязина, М.Ф. Коршунова и другие. Им пришлось на основании сохранившихся архивных документов восполнять утраты коллекции мебели аналогичными вещами петровского времени из других музеев и частных собраний.

Горячо любивший Петергоф А.Н. Бенуа, известный русский художник и искусствовед, в одном из своих писем в 1951 году после восторженных слов о маленьком приморском дворце писал: «Сказать кстати, на днях меня уверяли, что этот дворец Петра спасен... нашлись средства, нашлись и сведущие специалисты, которые по существующим документам восстановили все в прежнем виде».

Те, кто сегодня любуется восстановленными залами дворца Монплезир, могут по достоинству оценить труд и творчество советских реставраторов, научных сотрудников, которые, опираясь на кропотливое научное исследование, сумели с исторической достоверностью восстановить приморский дворец Петергофа.