Освещаются вопросы развития градостроительства и архитектуры современной Швеции. Рассматриваются проблемы взаимосвязи архитектуры и ландшафта, формирования жилой среды. Выявлены особенности развития крупных городов страны и прежде всего ее столицы Стокгольма. Анализируется опыт жилищного строительства, показано своеобразие объемно-планировочных решений общественных зданий. Книга предназначена для архитекторов и искусствоведов.

Введение
1. Проблемы расселения и градостроительства
2. Жилищное строительство и жилая среда
3. Творческие направления в современной архитектуре Швеции
Список литературы
Примечание

Введение

В современной архитектуре капиталистических стран архитектуре Швеции принадлежит особое место. Эту страну не коснулась калейдоскопическая смена архитектурных направлений, охватившая Западную Европу и США в 60-е гг. Здесь не сложилась система "архитектурных звезд", профессиональной элиты, нацеленной на создание шедевров, предназначенных для того, чтобы вытеснить из общественного сознания проблемы "рутинного", т. е. массового строительства. Шведы не создавали произведений с намерением поразить воображение; репутация шведских архитекторов основывалась на высоком качестве проектирования обычных зданий, а главное на их настойчивом внимании к проблемам городской среды.

В отличие от таких лидирующих в архитектуре Запада стран, как США или Япония, Швеция не выдвинула мастеров, впечатляющих яркой индивидуальностью. Однако она сумела создать свой стиль и свое градостроительство в то время, как и США, и Япония довольствуются "хаотизмом" стилевых поисков и планировкой, т. е. механическим размещением на территории отдельных объектов вместо подлинного градостроительства.

Сильная сторона шведской архитектуры заключалась в умении органично связать новые сооружения с существующим "контекстом" - сложившейся системой города или природным ландшафтом; стремление к единству системы подчас ценой анонимности отдельных зданий стало прочной профессиональной традицией. Внимание к целостности распространяется на то наполнение пространственной основы, которое создают дизайн и монументально-декоративное искусство как в городских комплексах, так и в интерьерах. Первичной единицей архитектурной композиции обычно становится жилой комплекс или общественный центр. Национальная специфичность шведской архитектуры раскрывается прежде всего через отношения застройки с характерной северной природой.

Шведские города не поражают помпезными ансамблями. Уютные и обжитые фрагменты жилой среды, связанные рациональной транспортной системой, - главное достижение шведского градостроительства. Рассредоточенность промышленного производства определила специфический характер урбанизации, при котором малый город остается доминирующим элементом системы расселения, а большие города развиваются как системы малых населенных мест (Стокгольм, Гётеборг). "Полурастворенный" в природе, подчиненный естественным формам чуть подправленного ландшафта небольшой поселок неистребим как "идеальный стереотип" жилой среды в массовом сознании шведов. Производство же сохраняет традиции добротной провинциальной кустарности при всех усовершенствованиях, вносимых научно-техническим прогрессом. Особенно живучи эти традиции в строительном деле, подчас определяя специфические "интонации" языка архитектурной выразительности. Да и само то рационалистическое направление, которое шведская архитектура устойчиво сохраняет с начала 30-х гг., кажется воплощением крестьянской трезвой рассудительности.

Современная архитектура Швеции может быть верно понята лишь в общей системе социальных отношений и культуры страны, во многом связанных со специфическими чертами ее исторического развития. В прошлом бедная крестьянская страна, население которой на протяжении веков закалилось в борьбе с суровым климатом и скудностью почв, Швеция не прошла стадии развитого крепостного права. Повседневный тяжкий труд, требовавший взаимной помощи, постоянное сопротивление посягательствам на личную свободу и плоды труда вели к сплоченности сельских общин, к укреплению в сознании их членов свободолюбия, трудолюбия, прочных этических норм. При постоянном давлении народных масс, но без революционного взрыва, в длинной череде компромиссов между дворянством и буржуазией совершился переход от феодализма к капитализму. Уже тогда в медлительном течении реформ "просвещенного абсолютизма" проявилась удивительная гибкость шведских буржуа в борьбе за свои интересы. В дальнейшем, в ходе классовой борьбы с пролетариатом, приспособляемость шведской буржуазии все более совершенствовалась. Это оказало известное влияние и на рабочее движение, которое господствующий класс пытался подчинить своим целям и своему руководству - вначале с помощью либеральной буржуазии, а позже - правых социал-демократов" [Мысливченко А. Г. Философская мысль в Швеции. М., «Наука», 1972, с. 197.]. Сплоченности трудящихся господствующие классы Швеции исстари стремились противопоставить не прямую силу, а дезориентирующий маневр.

Когда влияние Великой Октябрьской социалистической революции и экономический кризис начала 20-х гг. вызвали в Швеции подъем рабочего движения, буржуазия, стремясь снизить его активность, использовала демагогические лозунги социал-реформизма. Выдвигались теории об "исключительности" шведского капитализма и возможности построения некоего "скандинавского социализма" в сотрудничестве с буржуазией, без революционных потрясений.

Чтобы понизить накал социальных противоречий, правящие круги Швеции провели некоторые демократические реформы. Одним из основных направлений реформистской политики стало регулирование жилищного строительства. Кризис, затронувший Швецию в начале 30-х гг., способствовал приходу к власти шведских социал-демократов, выступивших с антикризисной программой, основанной на лозунгах государственного регулирования капитализма. Популярность понятий "план" и "контроль" была своеобразным отголоском успехов плановой социалистической экономики в Советском Союзе. Градостроительство превратилось в одну из областей деятельности, где развитие контролирующих функций государства прокламировалось с особенной настойчивостью. Однако и здесь политика шведских социал-демократов не выходила за рамки существующей социальной структуры и не затрагивала основ частной собственности на землю и недвижимости. Орудием их градостроительной политики стала налоговая реформа. Увеличение прямых налогов заставило шведскую буржуазию поступиться некоторой частью своих богатств, расширяя финансовые возможности государства и муниципалитетов. Последние в свою очередь активизировали скупку земель.

Подобная практика открывала более широкие, чем в других капиталистических странах, возможности последовательной реализации градостроительных программ, не вступая в противоречие с "основами" капиталистической системы. Средством регулирования была покупка земельных участков за счет налоговых поступлений, а целью - эффективное использование территорий, передававшихся в аренду предпринимателям-застройщикам. Концентрация же капиталов обеспечивала преимущество крупным строительным фирмам, которые могли осуществлять комплексную застройку больших городских массивов по единому плану.

Несомненно, что быстрое и повсеместное распространение рационалистических идей в шведской архитектуре 30-х гг. стимулировалось не только внутрипрофессиональными процессами развития архитектуры, но и внутренней близостью к идейным основам жилищной и градостроительной политики шведского социал-реформизма. В концепции функционализма были программно заложены "жизнестроительные" претензии, утверждалась возможность совершенствования общества путем рациональной организации его пространственной среды - без социальных катаклизмов и революций (суммарным воплощением таких претензий был афоризм Ле Корбюзье - "архитектура или революция", утверждающий мысль, что архитектура как альтернатива революции может принести все то, к чему устремлена борьба за преобразование общества). Привлекал шведских политиков и показной практицизм (по существу скорее символический), присущий функционалистской архитектуре: он мог служить выражением их лозунгов, обращенных к крестьянской рассудительности среднего шведа, недавнего выходца из деревни или горожанина "второго поколения", унаследовавшего черты деревенской психологии.

Однако насаждавшийся сверху функционализм получил в Швеции своеобразное и яркое развитие благодаря соответствию общему культурному климату страны. Идейный кризис буржуазного общества - следствие первой мировой войны и революций, прокатившихся по Европе, не миновал и Швецию. Но ощущение великого перелома истории здесь не было таким глубоким, как в других странах. Оно не привело к крушению "традиционных ценностей" и возникновению пессимистического иррационализма - буржуазный гуманизм и рационалистическое мировоззрение не только выстояли, но в 30-е гг. и окрепли в противовес попыткам идеологической экспансии фашизма. Благодаря этому функционализм в Швеции наполнился новым, прогрессивным содержанием.

Вторая мировая война, в которой Швеция сохранила свой ставший традиционным нейтралитет, не принесла стране существенных потерь, если не говорить об экономических трудностях, вызванных нарушением внешнеторговых связей. Военные годы дали толчок новому этапу развития государственного регулирования и соответствующему увеличению функций административного аппарата.

Нейтралитет в период второй мировой войны, да и все полтора века неучастия в войнах определили известную исключительность положения Швеции среди европейских государств. Традиционно относимая к категории малых стран, поскольку ее население лишь ненамного превышает 8 млн. чел. (хотя по территории она уступает в Европе лишь СССР, Франции и Испании), Швеция вошла в десятку наиболее развитых экономически капиталистических государств. Если абсолютные показатели ее экономики несравнимы с аналогичными данными США, ФРГ или Японии, то по стоимости валовой продукции на душу населения Швеция вышла на второе место в мире, опередив эти страны и уступая лишь Швейцарии. Подобная ситуация облегчала социал-демократам, по-прежнему возглавлявшим правительство, их тактику затушевывания социальных противоречий. Страна стала полигоном, где испытываются "новейшие модели" государственно-монополистического капитализма и методы социал-реформистской политики.

Опираясь на косвенные средства экономического регулирования, прежде всего на финансовую политику, и используя земельную собственность муниципалитетов, шведские государственные органы в послевоенные годы выдвинули многочисленные программы градостроительных мероприятий. При этом задачи, связанные с развитием структуры расселения в целом, ставились очень осторожно в частных и ограниченных аспектах. Основное внимание уделялось развитию в "болевых точках" стихийно определившихся процессов урбанизации - и прежде всего в Стокгольме и Гётеборге. Целью было размещение объемов нового строительства таким образом, чтобы функциональная эффективность сложившейся системы города не уменьшалась, а возрастала. К достижению этой цели были направлены выдвинутые во второй половине 40-х - начале 50-х гг. градостроительные концепции и планы развития транспортных и инженерных инфраструктур в крупных городах.

Американские социологи выдвинули идею манипулировать сознанием и поведением масс, формируя жилую среду по образцу замкнутых патриархальных поселений. Однако прагматичные шведы восприняли предлагавшееся членение города на иерархию ясно очерченных единиц не как социальную программу, а лишь как возможную функциональную схему. Придавая ей гибкость, они умело изменяли ее в соответствии с конкретной ситуацией и возникновением новых требований.

"Успешное в целом экономическое развитие 50-х гг. облегчило на исходе десятилетия профсоюзам и рабочим партиям борьбу за увеличение реальных доходов трудящихся. Уровень жизни теперь заметно поднялся не только по сравнению с послевоенными, но и с довоенными годами. По абсолютному уровню жизни шведы значительно превосходили не только своих соседей, но большинство европейских народов" [Кан А. С. История скандинавских стран. М., «Высшая школа», 1971, с. 287.]. Разделение труда между местными рабочими и иммигрантами позволило шведским предпринимателям именно на последних переложить тяжкие и низкооплачиваемые обязанности.

Однако повышению материального достатка не соответствовали темпы развития духовной культуры. Еще в 1935 г. такую опасность почувствовал Михаил Кольцов: "Удобства жизни, еда, сон - это большее, чем культ в Стокгольме. Это страсть, перешедшая в религию и психическую манию". И далее: "...буржуазное обожествление удобств вырождается в подлинный идиотизм. Цивилизуя до предела каждое отдельное отправление человеческого организма, люди незаметно ударяются в противоположность, становятся разнеженными двуногими скотами" [Кольцов Михаил. Бывший северный Рим. «Избранные произведения», т. 2. М., 1957, с. 346.]. Кольцов не отрицал, что "по пути это рождает немало вдумчивых изобретений и талантливых догадок", но он смотрел глубже.

Приток в города нового населения, порвавшего с традиционной культурой деревни, но лишь поверхностно приобщающегося к культуре городской, усилил тенденции примитивного накопительства. Растущее равнодушие к духовным ценностям и распространение конформизма сопровождались широким внедрением стереотипов так называемой "массовой культуры", формируемых и направляемых в интересах буржуазии. Социальная структура, порождающая "культ потребления", культ денег и вещей в ущерб культурным и этическим ценностям, в конечном счете рождает не только социальную апатию, но и все обостряющуюся неудовлетворенность, особенно среди молодежи. Противоречие между материальным достатком, совершенством технической оснащенности жизни и возможностями духовного развития личности глубоко и мучительно переживают мыслящие люди страны.

Шведская архитектура, отойдя в послевоенные годы от программного аскетизма 30-х гг. и изоляционистской национальной символики военных лет, обратилась к проблеме гармоничного формирования среды. Своеобразное романтическое восприятие природы и стремление сделать архитектуру связующим звеном между природой и человеком определили тональность, существенную для художественных решений зодчества 50-х гг. Однако вместе с давлением "потребительской культуры" утрачивалось эмоциональное отношение к предметному окружению человека.

В 60-е гг. шведская архитектура становится все более прозаичной и прагматичной. Возврат к лаконизму и геометричности зданий и пространственных структур не был, однако, возвратом к художественным идеалам 30-х гг. с их "бедным искусством" и жестким самоограничением. Простота архитектуры 60-х гг. - простота, порожденная равнодушием ко всему, что не обеспечивает дополнительного комфорта, простота, которая лежит вне этики и эстетики. Отголоски протестов против духовного застоя звучат в грубоватой вещественности бруталистских построек, не получивших, впрочем, широкого распространения. Решительнее и смелее они проявились в "контрэстетстве" начала 70-х гг., в попытках уйти от каноничных представлений об "искусстве архитектуры" к разумной и гибкой организации деятельности, к созданию среды, стимулирующей не пассивное созерцание, а активизацию культурных функций.

Конец 60-х гг. стал для Швеции временем некоторого экономического спада. В его условиях обострилась классовая борьба. "Впервые за многие десятилетия, - отметил Л. И. Брежнев на XXIV съезде КПСС, - крупные классовые столкновения имеют место в скандинавских странах, в Голландии" [Брежнев Л. И. Отчетный доклад Центрального Комитета КПСС XXIV съезду Коммунистической партии Советского Союза. М., Политиздат, 1971, с. 20.]. Противоречивость социально-политической ситуации в стране отразилась на динамике развития ее архитектуры, которая, по-видимому, исчерпала возможности идей, которыми она питалась. 30-е гг. были в истории шведской архитектуры четко очерченным, завершенным периодом развития. Создается впечатление, что начало 70-х гг. - финал следующего периода, начавшегося в послевоенные годы, и что дальше должны намечаться какие-то новые пути, новые вехи...